14.08.2004
Это запись беседы Пападжи с Чоки Нима Ринпоче, сделанная в 1993 году.
Текст:
Ринпонче: У всех у нас общая цель. Мы движемся в одном направлении. Это направление, в котором ориентированы все.
Пападжи: Я так не думаю (смеется).
Ринпонче: Почему, почему вы не согласны?
Пападжи: Потому что направлений не существует. Нет направлений. Любое направление ведет в прошлое.
Это очень редкий диалог, когда общаются представители индуизма и буддизма. И Ринпонче здесь олицетворяет относительную мудрость, или метод, а Пападжи – это безупречный самоосвобождающий недвойственный взгляд. И у них разворачивается такая игра. Ринпонче говорит, что то, что мы практикуем, исходит из одного направления, на это ориентированы все религии. Но Пападжи говорит, что это не так, потому что в абсолютном смысле даже говорить о направлениях – это иллюзия. Говорить о направлениях имеет смысл в относительном измерении, где есть восток и запад, север и юг, зенит и надир, прошлое и будущее, а также тот, кто идет в определенном направлении. Когда же мы касаемся сущностного пространства сердца, вопрос о направлениях отпадает. Чтобы иметь идею о направлениях, нужно принять точку зрения субъекта. Мы говорим, что абсолютный ум находится вне фиксаций, вне точек зрения.
Текст:
Ринпонче: Но ненаправленность – верное направление.
Пападжи: Направленность – это…
Ринпонче: Верное направление (смеются).
Пападжи: Я устранил все направления. Направления подразумевают, что есть исходная точка, есть цель и есть путь, по которому движутся в каком-то направлении: на север, юг, запад или восток. Это все ментальные концепции. Я отбросил концепции. Концепции – это прошлое, а прошло связано с умом. Расстояние и направления находятся в уме, поэтому я не даю уму никакого направления. Если придать ему какую-то направленность, это затянет в цикл, длящийся тридцать пять миллионов лет. Все утверждения исходят из ума. Они состоят из ума. Даже фраза «я свободен от ума» – это ум.
Почему они смеются? Казалось бы, у них разногласия вначале возникли. Вроде бы они спорят. Но на самом деле никаких разногласий у них нет. И спор этот – это всего лишь прояснение общих позиций. Например, если бы Пападжи общался с каким-нибудь представителем православной церкви или католицизма, то наверняка у них разгорелся бы очень горячий спор, поскольку тот, кто держится за концепции и идеи, не может признать бессущностность, самоосвобожденность концепций. Но когда оба мастера утвердились в природе Ума, они понимают, что концепции не имеют никакого значения, поскольку выражают относительную истину, а относительная истина всегда подчинена абсолютной истине. Пападжи говорит, что он отбросил концепции, поскольку концепции связаны с прошлым, а прошлое связано с умом. Расстояние и направление находятся в относительном уме.
Когда мы говорим об абсолютном уме, нет никаких направлений. Пападжи говорит, что если войти в иллюзию двойственности и придать ей какие-то направления, то это снова затянется на тридцать пять миллионов лет. И здесь Ринпонче соглашается и добавляет: «Тридцать шесть миллионов». То есть их спор – это своеобразное шоу для других. Никакого спора на самом деле нет, поскольку они занимают одну точку зрения, их реализация равностная. Поэтому и говорят, что если вы окунете палец в одной точке океана, то он будет соленым, если вы его окунете в другой точке, он также будет соленым. Их реализация одинакова, но они просто принимают определенные точки зрения и в качества практики игры наслаждаются ими.
Ринпонче соглашается, что если примешь какую-то иллюзию, то это снова превратится в огромный цикл сансары. И не важно, сколько он будет длиться: тридцать пять или тридцать шесть миллионов лет.
Текст:
Пападжи: … Все утверждения исходят из ума. Они состоят из ума. Даже фраза «я свободен от ума – это ум.
Ринпонче: Да, что бы человек ни утверждал, это исходит из ума. Утверждать что-то – природа Ума.
Здесь следует понять, о каких умах идет речь. Мы четко должны в этом разобраться.
Есть понятийный ум (манас), а есть всевышний Ум, Атман. По-тибетски их еще называют семс и семнит. Понятийный ум – это то, чем мы оперируем, это концепции. Природа Ума – это бесконечное сознание, это то, откуда исходит все. На самом деле не существует одного ума и другого, поскольку это однородная субстанция, но в двойственности относительного видения все же такие точки зрения принимаются. С точки зрения йоги понятийный ум – это все, что составляет эго, поэтому, обобщая, говорят: «Все это – эго». Эго и ум – это одно и то же. Если более подробно рассмотреть этот вопрос, то относительным малым умом можно назвать ахамкару (ложное чувство «я»), манас (ум, который принимает и отвергает), читту (хранилище умственных впечатлений о прошлом, память), буддхи (тонкая интуиция, творческий разум). Этот малый ум образует идею самобытия, то есть у него есть идея своей непрерывности, идея «Я» как отдельного существа. Он подобен пузырю на поверхности океана или волне. В основном он базируется на общей памяти, на прошлых впечатлениях. Понятийный ум обычно принимает и отвергает, оценивает то или это, ориентируясь на прошлые впечатления. Для понятийного ума, поверхностного манаса, хорошо то, что соответствует его старым, ранее усвоенным фиксированным идеям, а то, что не соответствует, для него плохо. Все это вместе составляет эго – ахамкару, иллюзорное чувство «я».
Когда сознание человека увязает в понятийном уме, ориентируется на впитанные ранее идеи, он не чувствует великий свет Атмана, который стоит за всем этим, потому что он жестко прилепляется к этим концепциям и логическим схемам. Для того чтобы войти в недвойственный ум, мы должны преодолеть концепции. То есть нащупать более тонкое сознание, которое ими не связано, понять, откуда исходят все концепции.
Текст:
Ринпоче: Ничего не утверждать – это тоже ум.
Пападжи: Да. Понятие «я порабощен» сформировано умом, идея «я свободен» тоже является порождением ума.
Ринпонче: Конечно.
Пападжи: «Я порабощен» – тоже, что «я свободен», потому что рабство и свобода взаимосвязаны. У них общие корни. Эти корни откуда-то растут. Но откуда? Надо посмотреть на корни, на их Источник – на Источник концепций ума, свободы и рабства. Нужно узреть корень. Если мы увидим, откуда он исходит, если мы дойдем до корня, то не будет ни рабства, ни свободы».
Идея «я освобожден», идея «я связан» происходят из более глобальной идеи – идеи самобытия «я», то есть идеи чувства «я» как такового. В основе любых идей лежит главная идея, основанная на неведении, то есть идея, что «я» – это «я». Это идея Ахам Вритти. Все остальные идеи являются модификацией или разветвлением этой первой идеи. Если бы мы не попались на этой иллюзорной идее, нам не нужно было бы уже возиться с более разветвленными идеями. Можно сказать, что первое неведение возникает в момент отождествления с ахам-вритти.
У Ошо есть рассказ о том, как толпу демонстрантов-коммунистов разгоняла полиция. Один человек стоял в стороне и наблюдал за этим. К нему тоже подошел полицейский, грубо толкнул его и сказал, чтобы он убирался отсюда. Человек сказал: «Но вы же разгоняете коммунистов, а я – антикоммунист». Полицейский посмотрел на него и сказал: «Мне все равно, какой ты коммунист. Убирайся отсюда».
Это что-то наподобие этого. Независимо от того, если у вас идея связанности или идея освобожденности, эта идея все равно исходит из того, что есть вы как субъект, как личность, которой все эти идеи нужны. Сансара и нирвана – это тоже идеи, которые воспринимает некий субъект. Как только мы добираемся до субъекта, то все другие идеи начинают меркнуть в этой идее субъекта. Когда же мы обнаруживаем несуществование субъекта, то автоматически освобождаются и другие идеи, такие как сансара, нирвана, жизнь, смерть, страдания, наслаждения и прочее.
Текст:
Пападжи: Поэтому я говорю: вы уже свободны, уже свободны.
Ринпонче: По-тибетски мы называем это неукорененностью и беспочвенностью.
Пападжи: Любой язык является почвой. Но то, запредельное языку, то, о чем я говорю, языку не доступно.
Вы уже свободны. Разумеется, наивно было бы думать, что наш связанный ум уже свободен. Он имеет ограничения в относительном смысле. И если вы просто скажите самому себе «я свободен», то легче вам от этого не станет. Тем не менее в абсолютном смысле даже этот относительный ум, который думает, что он связан, все-таки является выражением абсолютного ума. И когда говорит Пападжи, то речь идет об абсолютном уме. Он говорит, что ваш абсолютный ум уже свободен, что вам нужно только признать факт своей освобожденности, обратить на него внимание, пристально посмотреть на него и полностью переоценить свою позицию в отношении «я». Нужно перестать считать себя связанным, перестать считать себя отдельной личностью, отдельным кармическим существом и признать факт своей освобожденности, просто перенеся фокус восприятия в состояние того, что уже свободно. Когда мы признаем таким образом, то все относительные связанности в один миг развязываются.
Даже если мы слышим это, поверить в это нелегко. Например, если крестьянину говорят, что он на самом деле – отпрыск благородного семейства, то крестьянину трудно в это поверить, поскольку слишком уж в него въелись привычки низших сословий. И он в сомнениях думает: «На самом ли деле я являюсь отпрыском благородного семейства?» Но, допустим, у него есть старший брат, который хорошо знает их настоящую родословную, и он вновь и вновь убеждает этого крестьянина: «Ты должен поверить в свою благородную природу». Но крестьянин чешет голову и думает: «Каким же образом это сделать?» То есть он и верит, и не верит. Может, он и мечтает ездить как господин, но слишком уж надо переменить свой взгляд на все, поэтому он даже не знает, с какой стороны к этому подойти. Тем не менее его брат, благородный принц, все время напоминает ему о его чистой благородной природе, говорит, что у них единый отец, а если они являются братьями, то и крестьянин тоже обладает правом на имущество, власть и прочее. Со временем крестьянин устраняет свои иллюзии и вступает в полноту владения.
Текст:
Ринпонче: Без слов трудно что-то сказать, но я согласен. Слова – просто ярлыки, нечто поверхностное.
Пападжи: Поэтому, если пользоваться словами, все будут за них держаться.
Ринпонче: Это так.
Пападжи: А раз все держаться за слова, то лучше ими не пользоваться.
Ринпонче: Именно поэтому мастера прошлого пользовались не словами, а лишь жестами, например указывали пальцем на небо. Нет таких слов, которыми можно было бы указать на абсолютную истину.
Пападжи: Да, слово подобно пальцу, указывающему на луну. Люди хватаются за палец и не видят луны.
Ринпонче: Да, это правда. Палец призван лишь помочь перевести взгляд на луну, но ведь и луна не луна.
Пападжи: Откажемся от обоих, потому что одно и другое – слова. Луна – слово, палец – тоже слово. Но откуда появились эти слова? Любые слова? Откуда исходят все слова?
Ринпонче: Слово создается мыслью.
Пападжи: Да. Мысль и ум – одно и то же.
Из-за того, что святые пользуются словами, возникает все время множество противоречий, потому что люди привыкают цепляться за слова, хотя на самом деле противоречий не существует. Это подобно тому, что один поэт посмотрел на закат и сказал, что он багровый, а второй с ним не согласился и сказал, что закат пурпурный, а их поклонники затем начали спорить, какой же был на самом деле закат. Но это вопрос эстетического видения или художественного взгляда на закат, это не является вопросом его сущности. Когда человек вышел за пределы концепций, он это четко понимает. Если же он не вышел за пределы концепций, они имеют магическую власть над ним. Он придает им самостоятельное значение, они становятся убеждениями, отпечатками в его сознании. Иногда люди даже готовы сражаться за концепции.
Текст:
Ринпонче: Мысль представляет собой функцию ума.
Пападжи: Хорошо. В таком случае мысль будет функцией только при наличии «я». Мысль, ум, «я», пространство, прошлое – это все одно и то же. Когда появляется «я», появляется все: появляются слова, появляется сансара, появляется порабощенность, появляется свобода. Главная причина всего этого – «я». Я порабощен, я хочу освободиться, я ищу, у кого научиться освобождению, и наконец, я свободен. В каждом из утверждений «я» по-прежнему присутствует.
Сначала кажется, что мы учимся различным методам: теории, структуре вселенной, строению чакр, методам управления ветром и прочим вещам. Но в конце концов процесс обучения обнаруживается не как процесс привнесения чего-то нового, а процесс убирания лишнего. Мы учимся не тому, как привнести что-то новое в себя, а как убрать все лишнее, то есть это негативный процесс. Фактически мы обучаемся тому, как убрать свое иллюзорное «я».
В нашем монастыре принята более академическая схема обучения. В традиции индивидуального обучения махасиддхов принята более прямая система обучения, связанная с рассечением узла эго. Но в итоге они ведут к одному и тому же. Например, обучение по методу Тилопы предполагает, что учитель не читает лекций, а просто дает такие задания, в ходе выполнения которых ученику приходится изменить свое преставление через конкретные ситуации. То есть Тилопа не объясняет так: «Это манас, это буддхи, это ахамкара...», а он просто ставит в такую ситуацию, когда нужно отсечь эго, «я», когда знание возникает спонтанно. А в конце Тилопа еще и напевает: «Откажись от идеи «я есть тело». Другим словами, какому бы типу обучения мы ни следовали, идея заключается в убирании иллюзии «я».
Эта иллюзия «я» предполагает, что нам следует учиться привнесению чего-то искусственного. А суть обучения заключается именно в отсечении того, что является иллюзорным. Поэтому духовный путь высших путей, особенно ануттара-тантры, отличается от обучения на пути науки, искусства или чего-либо еще. Там мастерство – это всегда развитие и привнесение чего-то нового. Но обучение на пути высших уровней ануттара-тантры – это не привнесение чего-то нового, а постоянное убирание старого. Ученик этого иногда может сначала не понимать, но таков один из самых прямых методов старых мастеров.
Типична ситуация, когда учитель намеренно не учит ученика. Он говорит: «Ты можешь здесь ходить, есть, спать, заниматься определенным служением. Главное условие – оставаться здесь». Ученик столько времени потратил на дорогу, надеялся на обучение, а ему просто говорят делать то или это, не учат никаким тайным приемам. И так продолжается месяц, два месяц, полгода, год. В душе у ученика все переворачивается. Он мечтал о том, как обучится и будет извлекать из этого пользу, но видит, что до сих пор ничему не учится и никакой пользы так и не извлек. Он не научился ни ветер сотрясать, ни левитировать, он по-прежнему не может блистать своими знаниями и умениями перед другими. Тогда он думает: «Чему же я учусь? На что я трачу время?» Он приходит в полное замешательство, не понимая суть такого обучения. Но учитель прекрасно знает, что он таким образом учится самоотказу. То есть он учится не чему-то маленькому, частному, а он учится в корне отсекать идею «я». Частные знания – это, можно сказать, шаманизм, а ученик учится самому глобальному – самоотказу, выходу за пределы «я»
Наконец, только когда ученик постиг пустоту сердца и понял этот принцип, он знакомится с различными методами, связанными с более низкими практиками. Он обретает мастерство, однако это мастерство основано уже на недвойственном видении, на выходе за пределы «я». Оно совсем не такое, как ученик предполагал, оно гораздо глубже.
На одном из сайтов, посвященных магии, я прочитал замечательные строки: «Вначале, конечно, неофит думает, что магия – это путь приобретений. Но только опытный практик понимает, что магия – это путь потери». То есть магия в истинном смысле – это путь потери эго, потери иллюзий, отказа от двойственности. Учитель искусно обучает тому, как терять то, что тебе никогда и не принадлежало. То, что ты позаимствовал (тело, ум, эго, чувства, мысли), тебе не принадлежит. Это значит, что ты должен от всего этого отказаться. В каком смысле? Речь не про то, что ты должен отвергнуть их, а про то, что ты должен отсечь цепляния за все это, то есть полностью переориентировать себя с позиции обладателя.
Текст:
Пападжи: Это «я» является самим умом. Так как же убрать «я»?
Ринпонче: Знание, посредством которого смотрят за пределы «я» и постигают его отсутствие, называется праджней. Это знание – праджня – является лекарством от «я», от привязанности к понятию «я».
Наша школа учит двум подходам: пути приобретения и пути отказа. Тренировка в созерцании – это развитие праджни. Поэтому можно сказать, что мы нечто приобретаем, а именно искусство осознавания. Тем не менее нам кажется, что мы это приобретаем только в самом начале. В конце это искусство осознавания перерастает в обнаружение того, что всегда нам было присуще. Однако понять то, что всегда нам было присуще, сначала невозможно, поскольку оно плотно закрыто понятийным умом, эго и слоем памяти. Поэтому мы говорим, что тренируемся в очень тонком искусстве практики созерцания, то есть мы нигде не проигрываем. Другими словами, вы учитесь мастерству созерцания, но это мастерство созерцания само по себе приводит к тому, что иллюзия эго начинает рассеиваться. Можно сказать, что у вас более выгодное положение по сравнению с учениками старых школ, которые не знали, в чем дело, пока у них в результате отсечения само по себе не порождалось созерцание. Вам очень обстоятельно рассказывают про созерцание и все его этапы, то есть вам нет нужды впадать в замешательство.
Текст:
Ринпоче: «Я», эго – это корень сансары. Если человек держится за идею «я», появляется двойственность: «я» и другое. Именно из-за «я» есть беспокойство, наслаждение, кармы и страдание. Поэтому постижение нереальности «я» позволяет избавиться от всех бед. Если сказать вкратце, то освобождение, просветление приходит как следствие осознания отсутствия «я». И все именно так, как вы сказали: это знание запредельно мыслям и уму. Есть природа, в которой отсутствуют субъект и объект в медитации. Постижение отсутствия «я» нельзя даже называть медитацией, потому что здесь нет медитации на что-то. Почему? Потому что это естественная истина, которую называют таковостью. Она присутствует в каждом.
Постижение отсутствия «я» нельзя назвать медитацией. Это пребывание в состоянии за пределами медитации. Оно так и называется – йога не-медитации. Медитация требуется для того, чтобы дать уму необходимое направление. Когда вы преуспели в медитации, вам следует перейти к не-медитации. Не-медитация отличается от медитации тем, что устраняется усилие и понятие «я медитирую». Можно сказать, что это высоко продвинутая стадия медитации, когда медитация перерастает в сахаджа-самадхи. Это означает то, что длится естественно, само по себе, без усилия. Такой святой даже наяву находится в состоянии сна без сновидений. Можно сказать, что это очень четкое, конкретное состояние. То есть это не некое легковесное самоосвобождение, присущее домашним адвайтистам, начитавшимся Рамеша Балсикара, а это действительно очень глубокое состояние. Оно подобно тому, как вы наяву пребываете в состоянии сна без сновидений. То есть вы все воспринимаете, но ваш ум функционирует по-другому. Если просканировать волны вашего мозга, то они будут соответствовать волнам спящего человека.
У одного святого ученые замерили волновую активность мозга. Они сказали: «Такого не может быть! Волновая активность вашего мозга мозг соответствует активности глубоко спящего или мертвого человека». Святой сказал им: «Я действительно мертв». Ученые удивились: Но это невозможно! Вы же ходите, разговариваете». Святой ответил: «Это все происходит в результате деятельности функций моего тела и осуществляется автоматически в соответствии с оставшейся кармой. Но мое «я», с которым люди себя обычно отождествляют, давно исчезло, поэтому я не считаю, что я что-то делаю».
Текст:
Ринпоче: Если мы привнесем в свою жизнь эту природу, которая уже здесь, то она сама станет методом просветления. Она сама по себе является природой всех вещей. Таким образом, не имеет значения, пришло ли в мир просветленное существо или нет, учит ли просветленный человек или нет. Природа всех существ едина. Как вы сказали, эта природа запредельна мыслям. Так на что же она похожа? Если она вне мыслей, мы не можем найти слов для ее описания.
Пападжи: Я вам расскажу (смех). Его святейшество говорит о знании. Знание прежде всего подразумевает наличие знающего, знания и объекта познания. Знающий, знаемое и познаваемое. Так кто является знающим? Должен быть познающий, получающий знание. А раз есть знание, то оно из прошлого.
Ринпонче: Есть два вида знания. Обычное знание – знание, связанное с познающим, познаваемым и актом познания.
Пападжи: Да.
Ринпонче: Но есть также трансцендентное знание – праджня парамита. Оно выводит за пределы двойственности.
Пападжи: Значит, есть два вида знания?
Ринпонче: Да.
Ринпоче олицетворяет здесь относительное видение, ученость тибетского буддизма, где абсолютная истина и относительная четко различаются. В обычной жизни мы должны понимать, что есть относительная истина и абсолютная. В абсолютной истине есть только недвойственность: нет мужчин и женщин, мирян и монахов, отшельников и авадхутов, учителей и учеников, тех, кто выше, и тех, кто ниже, небес и адов, просветленных и непросветленных, нет понятий причинности, времени и пространства. В абсолютной истине все изначально совершенно. И когда мы говорим об естественном состоянии, связи со Всевышним Источником, мы должны всегда ориентироваться на абсолютную истину, на воззрение. Когда же мы принимаем относительный взгляд, мы говорим, что есть старшие и младшие, мужчины и женщины, чистое и нечистое, монахи и миряне. В зависимости от обстоятельств мы можем принять ту или другую точку зрения.
Пападжи здесь говорит с точки зрения недвойственности.
Текст:
Пападжи: Что же (он раздвигает стоящие на столе стаканы с соком). Вот знание одного вида (он указывает на один стакан), а это знание другого вида (он указывает на другой стакан)? У нас тут есть один и два. Там, где два – там иллюзия. И понятие один, и понятие два пришли из прошлого. Есть два вида знания? Уберем один стакан (убирает). Уберем другой (убирает). Вот, ничего не осталось. Сказать «один» можно только в связи с понятием «два». Один – это тоже концепция. Если эти концепции устранить, не останется ничего. Нет понятия ни об одном, ни о двух.
Ринпонче: Это правда. Все именно так. Одна концепция всегда связана с другой.
Пападжи: С вашего позволения я продолжу. То, о чем я говорю, – это пустота. Если нет ни этого, ни того, значит, осталась пустота. И в ней «я» прекращает свое существование. Как только появляется знание, возникает «я». Но в пустоте нет «я». Не стоит давать названия разным видам знания, потому что эти знания – не что иное, как неведение.
Ринпоче: То, что вы сказали, справедливо. Но мы просто называем словом «праджня» (высшее знание) состояние, в котором нет познающего и познаваемого.
Пападжи: Правильно. Это называется праджня. Праджня – это запредельность. То, что выше ума. Праджня – сверхзнание, то, что выше знания. Но это сверхзнание не является словом. Не надо держаться даже за слово «праджня». Праджня – это не слово, не концепция.
Ринпонче: Время – тоже просто концепция.
Пападжи: Что?
Ринпонче: Время – тоже просто концепция.
Пападжи: Согласен. Время – концепция.
Трудно понять, что время, прошлое и будущее – концепция. Представьте, что существуют самскары прошлого, самскары будущего и самскары настоящего. И попробуйте увидеть, что они существуют не во времени, а одновременно. Это очень просто сделать, если мы представим ленту кинофильма. Есть такие огромные бабины, которые крутят в кинотеатрах. Начало киноленты – это прошлое, сюжет киноленты, на котором мы остановили фильм, – настоящее, конец киноленты – будущее. Тот, кто находится в середине фильма, помнит начало, то есть прошлое, но он не может представить себе, что будущее уже предопределено, поскольку не видел еще конца этой киноленты. И теперь представьте человека, который может снимать эту киноленту и просматривать даже отдельные кадры. Он видит, что весь набор ситуаций – это одна большая бабина, которую можно прокрутить как вперед, так и назад, остановив ленту в любое мгновение.
Ситуация со временем напоминает что-то подобное. Все самскары существуют одновременно и одномоментно. Другими словами, еще до того, как мы родились, кинофильм про нас уже был снят. Можно сказать, что ваше монашество тоже было запрограммировано этим великим режиссером. И вся ваша жизнь, начиная от страданий, неведения, поиска истины уже была отснята по этому сценарию. Вы ее просто воплощаете, потому что эти самскары существовали раньше и теперь воплощаются. Когда мы это осознаем, то понимаем, что силой своего ума можно полноценно проникать в прошлое и заново испытывать старые самскары. То есть можно проникнуть в прошлое и снова все пережить, например встретиться со своими дальними родственниками. Можно силой сознания проникнуть в будущее, чтобы пережить все свои будущие самскары. Это действительно возможно, потому что все это – проявление нашего ума. И представьте себе, что течение времени от прошлого через настоящее к будущему – это просто разматывание киноленты. Но если ваш ум достаточно концентрирован и свободен, вы можете не следовать логике событий в кинотеатре, а перемещать свои умы в прошлое или в будущее, поскольку это набор самскар из одного и того же течения.
Один курьезный случай произошел в семидесятых годах. В Аргентине в купе поезда внезапно появился человек, который выглядел очень странно: он был одет в старинную шляпу и камзол. Он был в большом замешательстве, испуганно озирался и говорил примерно следующее: «Меня зовут так-то, я такой-то министр. Срочно дайте мне возможность связаться с мэром города». Пассажиры – женщина, ее дочь и мужчина – вызвали проводника и сказали ему, что в их купе внезапно материализовался человек. Проводник пришел не сразу, и к моменту его прихода странный человек исчез. Проводник, естественно, не поверил в этот рассказ. Однако после исчезновения этого человека остались именные часы и какая-то деталь туалета. По этому поводу было назначено расследование. И действительно, когда подняли архивы, то увидели, что человек с таким именем существовал в восемнадцатом веке и занимал довольно высокую должность в одном из городов Аргентины, был каким-то министром. В летописи было написано, что этот человек испытал странный опыт: он перенесся в какую-то область, где, как он впоследствии описывал, он увидел огромного железного червя с какими-то светящимися отверстиями. Затем его втянуло через какой-то тоннель внутрь этого червя, и он увидел, что там сидят люди, на которых была странная одежда. Он назвал им свое имя, но эти люди смотрели на него в недоумении. Затем его снова выбросило из этого тоннеля, и он в итоге оказался у себя на родине. После этого случая объявили, что он повредился рассудок, поэтому он утратил свою должность и оставшуюся жизнь лечился. То есть люди того времени не поняли, что он путешествовал в будущее.
Об этом случае существуют записи в архивах, то есть детальное расследование подтвердило путешествие во времени. Просто человека силой непостижимых карм занесло в самскары будущего, а затем вынесло обратно. Это означает, что движение от прошлого к настоящему – это процесс сознания, процесс ума, в котором можно перемещаться силой ума.
Но время как таковое – это единое состояние вместе с пространством. Это исконное осознавание, которое просто проявляется таким образом.
Текст:
Ринпонче: Значит, нет ухода…
Пападжи: И прихода. Значит, сансара…
Ринпонче: Если нет ухода, то, конечно же, не может быть и прихода. Определенно, нет ни ухода, ни прихода.
Пападжи: Никто никогда никуда не приходил.
Ринпонче: Но вы пришли? (Смеются.) Вы пришли сюда?
Пападжи: А я скажу, почему. Ты привел меня сюда. (Смеется). Я объясню. «Ты пришел, я пришел» – это сансара. Сразу после просветления Будда не разговаривал. Он молча сидел под деревом Боддхи. Обретя мудрость, он замолчал (переводчик: на семь недель). Потом Ананда спросил его: «Господин, что ты чувствуешь?» Будда не ответил. Он продолжал молчать. Что это значит? Он обрел просветление в двадцать девять лет и до восьмидесятилетнего возраста говорил о просветлении. Его слова исходили из не-ума, не-мысли. Они исходили из праджни. А то, что сегодня сказано, исходит из мысли? Нет. Из не-ума.
Когда говорится, что нет ни прихода, ни ухода, это означает, что когда вы рассеиваете субъективную точку зрения, то не существует места, куда можно было бы придти. Не существует субъекта, который мог куда-то придти. Нам кажется, что мы куда-то идем, встречаемся с чем-либо. Однако это не совсем так. Это подобно тому, как человек сидел бы за компьютером, надев шлем виртуальной реальности и перемещаясь в виртуальной реальности в разных играх-бродилках. Он бродит, переходя из одного лабиринта в другой, но человек со стороны, который смотрит на него, разве может сказать, что тот куда-то ушел или пришел? В какой бы лабиринт человек ни попал в компьютерной игре, он сидит в своей комнате на своем стуле. Он никуда не уходил и никуда не приходил. Можно сказать, что он двигается внутри самскар, внутри программы, созданной программистом, внутри тонких отпечатков. Все его движения ментальны. Все это иллюзия.
То же самое и в этом мире. Когда мы идем, нам кажется, что мы передвигаемся из «Безмятежного Океана» в «Радужный Свет», а оттуда – в «Поющий Тростник». Однако на самом деле просто меняются самскары в потоке нашего сознания. Из нашей груди и глаз проецируются самскары. Они то надвигаются на нас и проецируются сильнее, то исчезают и растворяются, а наше тело переставляет ноги, чтобы генерировать прану, которая эти самскары либо растворяет, либо проявляет. Таким образом у нас возникает иллюзия, что мы куда-то идем как отдельная личность. Но это просто передвижение внутри самскар, подобное переживаниям человека со шлемом виртуальной реальности. Тот, кто понял это, вышел и снял шлем. Он отделил себя от этих компьютерных лабиринтов. Куда бы он ни пошел, он видит, что его ум неизменен, что он сидит на одном и том же стуле. Поэтому он говорит, что никуда не уходил и никуда не приходил.
Например, когда я путешествую, я ни разу не почувствовал, что откуда-то на самом деле уехал или куда-то приехал. Это действительно одно состояние. Это видится и переживается так, словно меняются картины на экране компьютера, но вы сидите в одной и той же комнате.
Текст:
Пападжи: Говорить из не-ума может не каждый. Обычные люди, говоря, пользуются умом. Чтобы говорить из не-ума, человеку нужно знать, что он уже просветленный. Если кто-то чувствует, что просветление это нечто, что надо приобрести, то оно потом будет потеряно, ибо приобретенное всегда утрачивается. Если чего-то здесь не было, если оно новоприобретенное, то однажды оно утратится.
В тантрах есть такое изречение: «То, что есть здесь, есть везде; чего нет здесь, того нет нигде». Это означает, что пробуждение не есть нечто приобретенное, что можно найти вовне. Пробуждение, это то, что мы всегда имеем, как наше неотъемлемое качество. Если бы это было нечто созданное, сфабрикованное, смоделированное, то это было бы искусственным, не вечным, не исконным, не настоящим, а человеческим. Оно не заслуживало бы попасть под категорию вечности, потому что то, что смоделировано, не может быть вечным, ведь если у него есть начало, то неизбежно будет и конец. Следовательно, нет нужды добиваться того, что имеет конец. Поэтому, когда мы говорим о естественном состоянии, мы говорим, что оно не рождено, не создано, не смоделировано. Мы ищем только то, что находится за пределами усилий.
Если мы создаем своими усилиями нечто, например добиваемся сиддхи, то эти сиддхи могут сначала быть, а потом исчезнуть, то есть все это временно. Пока прана в центральном канале есть, сиддхи могут быть: вы можете делать различные чудеса, очаровывать людей. А когда прана ослабевает, сиддхи тоже исчезают. Но если вы открыли то, что не смоделировано, то есть естественное состояние, оно не может исчезнуть.
Текст:
Пападжи: Если знать, что ничего нельзя приобрести и нечего приобретать, то осознаешь, что никогда ничего не существовало. Это абсолютная истина. Никогда ничего не было.
Ринпонче: Абсолютная истина чего-то стоит?
Пападжи: Как?
Ринпонче: На что годится абсолютная истина? Какая от нее польза? Есть ли в ней что-нибудь хорошее?
Пападжи: Это всеобщая истина. И теперь истина спрашивает истину: какая от этого польза? Помимо истины ничего нет, и она открывается святым. Истина сама открывает себя святым.
Ринпонче: Это верно. Но согласны ли вы, что абсолютная истина приносит мудрость, сострадание и способность помогать?
Пападжи: Да. Да. Да.
Ринпонче: Тогда разве нельзя назвать эти качества свойствами абсолютной истины?
Пападжи: Абсолютная истина включает в себя сострадание, но это не сострадание к кому-то другому. Для истинного сострадания нет других. В океане есть волны. У каждой волны определенная форма, длина, ширина, высота, и они движутся в определенном направлении. Но отделены ли они от океана? Волна может чувствовать, что она отделена от океана и может отправиться на его поиски. Но разве она когда-то была от него отделена?
Ринпонче: Я не понимаю, как можно сочувствовать, но не кому-то другому?
Пападжи: Я расскажу о сострадании. Сострадание и истина – это одно и то же. Если моя рука возьмет с тарелки пищу и отправит мне в рот, я не скажу: «Дорогая рука, большое тебе спасибо, ты положила мне в рот еду». (Смех.) Кто, кому может сострадать? Только сансара. Только в ней есть разделение.
Пападжи говорит, что истинное сострадание может проистекать из недвойственности. До тех пор, пока сострадание подразумевает субъект, который сострадает, и другие объекты, то это еще не истинное сострадание, оно фальшивое, смоделированное, искусственное, поскольку основано на неких впитанных идеях. Истинное сострадание действительно проистекает из недвойственности, оно даже не думает об этом, просто такова его функция. Это подобно тому, как Солнце не думает о том, что ему надо светить, согревать людей, букашек и прочее. Люди часто говорят: «О Господь, спасибо, что ты такой добрый! Ты даешь нам хлеб, жизнь, солнечный свет и все остальное. Это все равно, как муравьи по утрам вставали бы и говорили: «Спасибо тебе, Солнце, что ты светишь специально для того, чтобы мы могли каждый день пробуждаться, таскать свои соринки и делать другие муравьиные дела». Но Солнце даже не знает о существовании муравьев, оно слишком далеко от них. Просто светить – это свойство Солнца.
Все живые существа получают свою пользу в соответствии с кармами. Как тепло и свет – это свойства Солнца, так абсолютное благо, абсолютное сострадание – это свойство абсолютной истины. Солнце не имеет какие-то идеи: «Я сейчас спущу лучи на Землю. Я нагрею дома людей, что бы им было хорошо». Так же и абсолютная Истина, или Бог, не думает: «Я дам людям хлеб и все остальное, что им нужно», потому что таким образом можно договориться до того, что Бог дает людям действительно все, что они имеют: и хлеб, и ядерное оружие. Абсолют, Бог, не участвует в относительных вещах, а все это делается по закону кармы, то есть кармами людей. Можно сказать, что абсолютная Истина преломляется, но изначальное свойство абсолютной Истины – это абсолютное благо. Поэтому истинное сострадание возможно только тогда, когда нет субъекта, нет объекта. Оно беспримесно, чисто и не запятнано никакой эгоистичной мотивацией.
Есть множество людей, которые имеют двойственные миссионерские идеи. Им свойственны идеи спасения мира, распространение учения среди всего человечества. Некоторые миссионеры с большой верой приезжают на далекие острова и обращают в свою веру аборигенов. У них очень сильная шакти. Но на самом деле такое сострадание связано с идеями, с концепциями, например с верой в наличие субъекта и объекта. Но лишь тогда, когда вы выйдете за пределы веры в субъект и объект, ваше сострадание станет настоящим, естественным. Это подобно тому, как свойство Солнца – светить.
Поэтому по-настоящему можно распространять сострадание, стать бодхисаттвой, истинным спасителем только тогда, когда устранена идея «я спасаю», когда устранена идея «я – спаситель и есть некто, кого я должен спасать», когда ты полностью вышел за пределы двойственности. Только тогда ты по-настоящему можешь сострадать и помогать другим.
В «Ваджра-ччхедика праджня-парамита сутре» Будда говорит: «Разве есть у святого идея «я помогаю другим живым существам»?» Субхути ему отвечает: «Нет». Почему? Потому что, если бы у него была такая идея, он цеплялся бы за эго, за понятие «я», за личность. А потому он помогает другим, не имея такой идеи. Только в этом случае это будет настоящее сострадание.
Другими словами, прежде чем помогать другим, мы четко должны понять, что нет каких-то других, которые нуждаются в нашей помощи. Весь мир есть наш ум, и если возможна какая-то помощь, то эта помощь заключается в том, чтобы помочь другому понять это. Когда мы это понимаем, сострадание становится нашей сущностью, оно излучается из нас.
Текст:
Пападжи: Будда был олицетворением сострадания, самим состраданием, которое забыло обо всем. Оно не знает ничего, кроме себя. Оно все забыло. Вам, должно быть, известна история торговца бриллиантами, чей сын стал учеником Будды. Единственный сын ушел к Будде и стал монахом. Когда Будда проходил через город ювелира, тот вышел к нему и стал его оскорблять. Он шесть часов всячески поносил Будду, а Будда, который был самим состраданием, все это время просто улыбался торговцу. Просто улыбался. Когда поток оскорблений, наконец, иссяк, Будда сказал: «Теперь моя очередь» – и улыбнулся торговцу. Продавец бриллиантов пошел к себе, выбросил все алмазы на улицу, закрыл лавку, поджег ее и пошел следом за Буддой. Вот это сострадание. Истинное сострадание сжигает корни эго. Если противостоять с истинным состраданием, страдание исчезнет навсегда. Слово «сострадание» включили в свой лексикон христианские миссионеры, но то, чем они занимаются, это не истинное сострадание. Они пытаются помогать другим.
Ринпонче: Да, сострадание, основанное на концепции «другие», ошибочно и иллюзорно. Но есть также сострадание, в котором нет двойственности, которое исходит не из ошибочных концепций.
Пападжи: Так об этом я и говорю – о сострадании, которое не связано с умом, с эго.
Ринпонче: Иметь сострадание с концепциями лучше, чем чувствовать гнев или ненависть. Но я согласен, что в сравнении с недвойственным состраданием обычное сострадание выглядит нечистым, неистинным.
Разумеется, мы должны тренировать себя для того, чтобы менять свои состояния гнева на сострадание, даже если еще не открыли природу Ума. По крайней мере, это не создает проблем ни вам, ни другим. Однако по мере практики мы должны углублять свое сострадание открытием природы Ума, прояснением того, откуда должно происходить это сострадание.
Текст:
Ринпоче: Неконцептуальное осознание возможно только при осознании пустоты. Очень хорошо. Мы согласны во всем. (Смеются оба.)
Пападжи: У меня нет места для несогласия.
Переводчик: Ринпонче говорит, что рад был встретиться с вами, он очень доволен беседой.