13.08.2004
Наставления Горакшанатха.
Текст:
«Увидь невидимое. Увидев, погрузись в него. И пусть незримое будет вечно в твоем сердце. Пусть Ганг миров поднимается к голове, и пей его чистейшую форму там. Она присутствует здесь, она прячется здесь. Пусть ваши три мира будут созданы там. Открой здесь свою внутреннюю пустоту. Так пробудились бесконечные искатели, бесчисленные искатели».
Горакшанатх говорит: «Увидь невидимое. Увидев, погрузись в него. И пусть незримое будет вечно в твоем сердце». Одна эта фраза раскрывает три золотые правила лайя-йоги. Сначала нужно увидеть невидимое, то есть то, что тоньше тончайшего, что за пределами тела, чувств, интеллекта, творческого разума, интуиции.
Вначале мы не видим, поэтому и говорят всегда про неведение. Я бы сказал, не неведение, а не видение. Мы просто его не видим, мы слепы в буквальном смысле слова. Мы бы рады его увидеть, но оно невидимо, оно очень тонко. Только когда наша ясность и безупречная осознанность развивается в результате тренировки, мы начинаем его видеть. Когда мы его начинаем видеть, в начале мы его не можем распознать, потому что мы не искушены. Это подобно тому, как человеку показать настоящий бриллиант или искусственный, кусок хрусталя или стекла, то даже если он увидит настоящий бриллиант, он может его спутать с искусственным бриллиантом или с хрусталем. Он может даже подумать, что это обычное стекло и выбросить его. То есть даже если мы иногда видим, мы еще не совсем можем понять, что же мы увидели.
Тем не менее первое правило гласит: сначала следует его увидеть и обрести вкус с помощью показа, то есть прямого введения, и личного опыта. Иногда мы имеем личный опыт и думаем: «Да, я увидел». Но это может оказаться очередным стеклом. Поэтому все, что мы видим в опытах, нужно проверять по многу раз. Иногда мы можем набивать свои карманы стеклом и гордо ходить, думая, что очень богаты, потому что это настоящие бриллианты. Святые хихикают рядом с нами, а мы ходим с этими карманами, думая, какие мы богатые. И если мы не спрашиваем наставлений, мы можем так ходить всю жизнь. Поэтому говорят, проверяй свои опыты три раза по три, убеждайся в их истинности, пока не будет истинного подтверждения. Истинное подтверждение получить нелегко, поскольку мы должны проникнуть в самую глубину. Бриллиант достать нелегко. Тем не менее однажды мы его видим.
Второе правило гласит: надо отсечь все сомнения и погрузиться в него. На стадии, когда мы увидели и начинаем погружаться, происходит очень многое. Мир начинает меняться. Мы понимаем, что погружение в него означает конец нашего личного «я». С другой стороны, это начало вечной жизни. Вначале мы, конечно, думаем, что личное «я» существует. Однако личного «я» не существует. Если что и существует, то только цепляние за него. И избавиться от этого цепляния нелегко.
Иногда нужны годы, чтобы мы могли отпустить что-то в себе. Например, махасиддха мог дать своему ученику-царю служение на протяжении двенадцати лет выполнять работу простого шудры, чтобы уничтожить его цепляние за кастовые предрассудки, чтобы искоренить его гордость.
Эти цепляния могут быть очень тонкими. Тем не менее когда-нибудь мы погружаемся в него. Когда мы погружаемся, наше частное «я» исчезает. Многие уже эту стадию называют просветлением. Однако это можно назвать лишь частичным опытом пробуждения, но не полным просветлением. Аналог ему – кенсё в дзене или то, что еще повыше, – сатори. Мы должны еще много-много раз погрузиться в него, чтобы больше из него не выходить. Мы должны погружаться в него до тех пор, пока иллюзия самобытия не исчезнет. Что такое иллюзия самобытия? Вспомните, кто вы, где вы сейчас находитесь. Вы находитесь в мире сансары, в четвертом снизу мире людей на земле, в алтарном зале монастыря йоги Гухья Самаджа. Внизу, под вами – животные, преты, восемнадцать холодных и горячих адов, а также бесчисленное множество промежуточных миров. Вверху над вами – мир асуров, шесть небес богов мира страсти, чистые земли. А еще выше – семнадцать уровней небес мира формы, где боги имеют тела из света. Еще выше – четыре мира без формы, где есть только сознание, и нет чего-либо определенного. Вы родились людьми, а это значит, что все вы разделяете человеческую судьбу. Такова реальность этого иллюзорного мира.
Погрузиться в это невидимое – это значит, что все должно исчезнуть. Мы сейчас живем в кали-югу. До этого была трета-, двапара- и сатья-юги. А до этого было бесконечное число циклов творения и разрушения вселенных. Были могущественные цивилизации, локи, планеты, которые были уничтожены, а затем снова сотворены. После нашей цивилизации также будет бесчисленное множество цивилизаций, которые будут то расцветать, то гибнуть. И это все происходит бесчисленное множество раз. Это не поддается никакому логическому анализу, потому что это бесконечно. И все это – сансара. Погрузиться в него – это значит, что ничего этого не должно остаться: ни мира людей, ни мира животных, ни претов, ни адов, ни голодных духов, ни небес богов формы, ни миров без формы. Должна статься только лишь одна недвойственность. Когда это может произойти? Когда видящий все эти миры и все эти времена исчезнет. Не должно остаться ни прошлого, ни будущего. А когда нет ни прошлого, ни будущего, настоящее тоже отсутствует. Все эти миры исчезнут, когда наше «я» исчезнет, погрузившись в невидимое.
Когда мы анализируем свой духовный путь, мы видим, что перед нами стоит просто непостижимая задача – растворить все миры, все времена и все кармы. Нужно постоянно задумываться о том, чем вы занимаетесь, по какому духовному пути идете, чтобы волосы дыбом вставали от этого понимания. А у святых волосы встали дыбом один раз и навсегда. Их один раз осенило, и они уже не выходят из этого состояния. Они не могут в принципе не обращать внимания на вечность и бесконечность, в которой живут. Поэтому некоторые из них постоянно поют, некоторые становятся юродивыми, а некоторые молчат. Они словно проглотили какую-то наживку и не могут больше ее выплюнуть, потому что она больше них. Они не могут остаться прежними. Их старые заботы и мысли не могут больше уцелеть перед такой глобальностью, потому что они действительно погрузились в это невидимое. А когда ты входишь в него, у тебя больше нет шанса выйти. Это подобно соляной кукле, которая входит в океан и сразу же начинает таять; она не может войти в океан и просто стоять в нем, не тая при этом.
Далее Горакшанатх дает третье наставление: «И пусть незримое будет вечно в твоем сердце.
Погрузиться в это вечное – это лишь самое начало. Суть в том, как непрерывно пребывать в том, во что мы погружаемся, чтобы это незримое постоянно было в нашем сердце. Мы говорим, что надо удерживать естественное состояние, постоянно поддерживать созерцание. Когда мы говорим «войти в недвойственность», то это не значит, что надо войти в какое-либо безличное пустотное состояние, где нет ничего, где теряются все качества и наше «я». Наоборот, это означает обрести полностью позитивный центр, который до краев переполнен энергией и проявлением. Тем не менее он очень тонкий.
Этот центр непрерывно проявляется как энергия. И в нем есть место всему. Даже для ложного эго в нем есть место. Однако все подчинено этому центру. Эго не имеет самобытия, тем не менее оно является позитивной функцией, игрой этого центра. Все остается и проявляется в еще более возвышенном и великом виде, однако все меняется. Поэтому Горакшанатх говорит: «Пусть ваши три мира будут созданы там». Все миры расцветают, однако теперь, когда мы открываем нашу внутреннюю пустоту, они исходят из нашего собственного центра, а не из какого-то внешнего центра.
Текст:
«О пандит! Ты думал, что чтение – вот истина. Теперь ищи истину в жизни. Твои собственные деяния перенесут тебя на другой берег. Ни веды, ни святые книги, ни учения не могут описать истину. Вместо этого они скрывают ее. Внутри пространства головы происходит вспышка света. Истинный искатель осознает там».
Пандит, про которого говорит Горакшанатх, – это не какой-то внешний человек. Можно сказать, что это наш понятийный ум, который захвачен иллюзорным духовным поиском и видит суть своего духовного поиска просто в накоплении внешних знаний. Даже если он читает много книг, на самом деле читать их он не умеет. Вместо того чтобы прояснять истину, эти книги, если он неправильно их читает, могут скрывать ее, поскольку вопрос не в знаковом знании, а в той неконцептуальной осознанности, которая находится за знанием. Все остальное знание исходит из этой неконцептуальной осознанности. Если же мы впитываем новые концепции, не обнажая осознанность, из которой они исходят, то эти концепции ее скрывают. Если же мы обнажаем осознанность, то эти концепции являются для нее украшением, разворачивая разные ее грани.
Когда вы хорошо медитируете, в вашем пространстве сознания возникает вспышка света. Этот свет дает переживание недвойственности. Постепенно этот свет мы должны вывести наружу, соединив с ним нашу повседневную жизнь.
Текст:
«Сказать это легко, жить – трудно. Но говорить и не жить – это лишь пустой звук. Кот съедает умного попугая-знатока, который читает толстые книги. Учеником называют того, кто повторяет слова мастера. Тот, кто цитирует мертвых – внук, но тот, кто живет этим – он наш мастер, и мы его спутники. Тот, кто живет этим, того я называю своим мастером, и он живой».
Сначала человек повторяет слова мастера, пытаясь их осмыслить, становясь учеником. Затем он сам должен стать мастером. Он должен начать жить этим осознаванием. У нас нет другого выхода, кроме как обрести необходимые качества в процессе практики и стать таким мастером осознавания.
Когда мы стремимся стать мастером, возникают различные трудности, которые йогин должен превозмогать. Если йогин обладает качествами дивья, этих трудностей вообще нет. Если он обладает качествами вира, то их немного, и йогин их преодолевает благодаря сильной воле и решимости. Если ученик обладает качествами пашу, то этих трудностей встречается много, и он их сможет полностью одолеть лет через двадцать. Однако пашу, вира и дивья – это не застывшие категории, а просто временные характеристики на данный момент, поскольку, начав с одних качеств, мы можем дойти до самых высоких. В противном случае, махасиддхи, которые в обычной жизни были игроками в кости и стирщиками белья, не стали бы махасиддхами, великими святыми. Это означает, что все мы обладаем безграничным потенциалом, поэтому нет смысла, гладя на других, говорить: «О, это пашу, а это вира». Старт может быть одинаковым, но по мере практики мы можем себя менять. То есть у нас нет никаких преград, чтобы преодолеть собственные ограничения.
Текст:
«Живите в сердце, не сплетничайте. Говорите пропитанные нектаром слова. Когда другие становятся огнем, о авадхута, ты становишься водой. Слушай, авадхута, живи в мире так: глаза пусть видят, уши пусть слышат, уста пусть молчат. Натх говорит, чтобы ты хранил душу и не настаивал на спорах. Этот мир – сад шипов. Делайте каждый шаг бдительно».
Это золотые наставления по практике созерцания, наставления о том, как продолжать тренировку в естественном состоянии. Живите в сердце – это означает, что нужно постоянно быть в самой глубине своего «Я». Мы говорим, что йогин созерцает внемысленный Ясный Свет. Даже мысли его могут появляться, но при этом его фундаментальное сознание находится за пределами мыслей.
Чтобы созерцать внемысленный Ясный Свет и продолжать находиться в присутствии, мы как минимум должны дать более-менее правильный ответ на вопрос «Что такое звук хлопка одной ладони?» или на другой похожий вопрос. До тех пор, пока мы не дадим такой ответ, мы еще не можем по-настоящему созерцать вне мыслей. То есть вы можете прийти и спросить об этом учителя, а он скажет: «Иди, тренируйся дальше». То есть это еще не внемысленное состояние, а просто его астральное подобие, некий астральный макет. Конечно, ошибочно принимать макет за истинное внемысленное состояние. Мы не должны оставлять нашу ревностную садхану и продолжать буравить свой двойственный ум до тех пор, пока не найдем то, что искали, то есть то самое внемысленное состояние.
Однажды я пришел к монахине в ритрит и спросил: «Ну, как у вас продвигается практика?» Некоторое время она помолчала, затем начала описывать опыты, при этом слова из нее лились как безудержный поток. Ее просто невозможно было остановить, поскольку она описывала очень много опытов и давала им различные интерпретации. Когда я через минут двадцать порядком подустал это все слушать, я быстро задал ей несколько ключевых вопросов и попросил так же быстро ответить мне. Она запнулась. И тогда я сказал: «Продолжайте дальше. Все нормально».
Не нужно очень много описывать опыты. Это подобно тому, что ты едешь на автобусе и видишь деревья, собак, людей, дома. Это все нормально. А увидел ли ты сердце? Если ты его увидел, ты никогда не запнешься. Однако часто мы обращаем внимание на эти поверхностные вещи. Но подобно тому, как опытный ювелир без труда отличит настоящий бриллиант от искусственного, а тем более от стекла, учителю очень легко отличить истинное состояние от вторичных, которые надо игнорировать. Только когда мы проникаем во внемысленное состояние, мы живем в сердце, и это уже что-то. Проникнуть в него не просто.
Ни один монах потратил годы, износил ни одно сангхати и сандалии, стер ни один медитативный коврик в размышлениях и поисках ответа на вопрос «Что означает звук хлопка одной ладони?». Тем не менее, когда мы в него проникли, мы почти завершили дело, мы почти освободились от сансары. Вся дальнейшая практика заключается лишь в поддержании этого состояния, чтобы не дать ему рассеяться.
Даже если мы еще не достигли этого состояния, мы сначала начинаем практику с вхождения в похожее состояние благодаря санкальпе или Гуру-йоге. Мы понимаем, что еще полностью не раскрыли это внемысленное состояние, однако атма-вичара и другие санкальпы дают нам некий намек. Мы знаем, что если их поддерживать и пестовать, мы обязательно когда-нибудь приблизимся к ним. Поэтому у нас нет нужды, как в дзен, порождать великое сомнение, а мы можем уже с самого начала практиковать поддержание и настройку. Ученик в дзен, пока он не раскрыл это состояние, испытывает великие сомнения. Он даже не знает, в какую сторону идти, он просто медитирует. И здесь либо «да», либо «нет»; либо ты получаешь подтверждение, либо удар посохом. И такой ученик в традиции дзен сильно мучается из-за того, что не знает направления. У него нет какой-то опоры.
Наш метод таков, что мы с самого начала поддерживаем санкальпу, с самого начала мы имеем вкус осознанности с той лишь поправкой, что это не полностью истинный вкус, а нам надо развить его до конца. Но с самого начала у нас нет сомнений. Мы знаем, что обнажающее осознавание – это обнажающее осознавание, которое за мыслями. Мы начинаем пестовать такой принцип поддержания осознанности, начинаем постоянно жить в сердце, то есть в состоянии внемысленного Ясного Света. Не обязательно вы видите свет вокруг. Скорее, это пребывание в тончайшем сверхслое сверхосознанности и действия из состояния этого сверхслоя сверхосознанности. Вначале мы неумелые и входим глубоко вовнутрь, игнорируя внешнее, теряя его. А когда мы волнуемся, мы обращаем внимание на внешнее, а затем быстро отвлекаемся и теряем его. То есть на начальном этапе этот тонкий слой сознания возникает только при благоприятных условиях: в ритрите, во время созерцательной ходьбы или когда мы выполняем особые практики. И первое время мы должны стараться пестовать его в тех условиях, в которых можем его сохранять. Но долго так продолжаться не может, поэтому мы должны стараться привносить это состояние жизни в сердце в повседневную жизнь, даже если оно еще не очень глубокое. Мы должны обрести в нем гибкость. Вначале мы очень негибкие, то есть это состояние возникает, а затем быстро уходит, потому что наш ум еще очень сильно откликается на сансару. Ум подобен любопытной обезьяне, которую то и дело тянет постоянно куда-нибудь заглянуть, поэтому мы думаем: «Осознанность – это хорошо, но как же здорово это узнать, а как хорошо с этим поговорить!» То есть мы как бы на время оставляем это внемысленное состояние и с большим любопытством, с большой радостью прилипаем к чему-либо в очередной раз. А потом мы пробуждаемся и думаем: «Да…Вот это я влип!» – и снова начинаем все сначала. Иногда это могут быть достаточно длительные промежутки. Но по мере развития нашего мастерства мы можем обнаруживать этот центр, и уже наше любопытство ко всему перестает быть двойственным, потому что мы знаем, что все, что бы мы ни увидели, исходит из этого Центра, поэтому его нельзя никогда терять. И даже если мы отвлекаемся, эти отвлечения уже очень незначительны, они продолжаются всего несколько минут или секунд.
И тогда мы развиваем большую гибкость. Гибкость означает, что мы можем испытывать ситуацию, но не терять при этом естественной недвойственности. Например, есть люди, которые думают, что если они будут смеяться, то утратят Бога. Это очень удивительно. Почему же тогда Бог не зашил всем рот, когда создал людей, чтобы они не смеялись? На самом деле вы можете смеяться и быть осознанным, однако вначале такое проявление как смех может сильно сбивать. Поэтому если это вас сбивает, вы можете и не смеяться. Но когда вы обретаете гибкость, вашу осознанность не может что-либо сбивать. Я слышал, что один учитель, почтенный Лама, таким образом решил рассеять фиксированные идеи свои учеников: он взял записки, которые ему писали, скрутил в длинные трубочки, засунул себе в нос и так сидел. Это был мастер безумной мудрости, йогин. Это тоже своего рода даршан, который показывал, что не следует думать, что ваша осознанность – это нечто зафиксированное, некое серьезное состояние, связанное с каким-то конкретным местом, например с бхаджан-мандалой или с ритритом. Внезапно вы понимаете, что ваша осознанность может сохраняться в любых ситуациях, у нее нет препятствий и границ. Это лишь вопрос вашей бдительности. И тогда вы начинаете обретать гибкость. Вы понимаете, что осознанность надо привнести в самые невероятные уголки своего сознания, что не должно остаться ни одного уголка вашего сознания, куда бы эта осознанность ни проникла.
Легко быть поверхностно стремящимся к Дхарме. Миллионы людей посещают места паломничества, делают то или это, ходят на богослужение и прочее. Однако невероятно трудно быть осознанным.
Один ученик пришел к Рамакришне и спросил:
– Бхагаван, ты разве не пойдешь во время Кумбха-мелы совершать омовение в Ганге? Это так благоприятно, это так очищает.
Рамакришна сказал:
– Нет.
Ученик удивился:
– Разве ты не соблюдаешь благочестивую индийскую Дхарму? Ведь все очищаются! Даже садху туда ходят.
Рамакришна посмотрел на него с состраданием и сказал:
– Знаешь, я бы пошел, я верю в очистительную силу Ганги. Но проблема в том, что рядом с Гангой растут деревья. И когда люди омываются, все нечистые и злые духи выскакивают из их тел и прыгают на деревья, поскольку Ганга очень чиста и они не могут в нее войти. А когда эти люди выходят из Ганги, духи поджидают их на деревьях и мгновенно пять в них прыгают. Чтобы быть полностью чистым, нужно сидеть в Ганге и не выходить из нее, потому что, как только ты выйдешь, они снова на тебя прыгнут. Поэтому я не вижу пользы в этом.
Рамакришна объяснил таким образом, что временные очистительные действия, например: поклонения, бхаджан-мандала, созерцание священных предметов, окуривание благовониями и т.д – приносят пользу, но не могут стать полностью самодостаточным. Истинная чистота заключается в поддержании недвойственной осознанности. В противном случае мы на некоторое время очищаемся, а затем наши двойственные состояния снова возникают. Когда же недвойственная осознанность стала мощной, она сама становится еще более мощным очистителем, чем окуривание или омовение. Она становится самым мощным очищающим средством.
Текст:
«Горакх говорит: «Слушай, авадхута. Живи в мире так: глаза пусть видят, уши пусть слышат, уста пусть молчат». Натх говорит: «Чтобы ты хранил душу и не настаивал на спорах, этот мир – сад шипов. Делайте каждый шаг бдительно».
Горакшанатх дает такие наставления: «Глаза пусть видят, уши пусть слышат…». Мы все воспринимаем во время практики. Это не пратьяхара, когда вы удаляете свое восприятие от объектов чувств. Тем не менее мы воспринимаем все в созерцании. «Уста пусть молчат» – это значит, что ум не должен быть обеспокоен по поводу того, что мы воспринимаем. Следует прояснять это до тех пор, пока не будет полностью ясно.
Можно посмотреть на какой-нибудь предмет глазами обычного ума, например, подумать: «Это колокольчик», вспомнить все, что мы знаем, и начать развивать эту тему. Можно сидеть и бездумно вращать мысли о том, что мы видим, прилепиться к этому, как обычно потеряться в том, что мы видим или слышим. Но если мы просто смотрим, просто слушаем и не позволяем уму как-то это оценивать, наклеивать ярлыки, то есть не включаем сформированный опыт, опору на прошлое, не мечтаем, что из этого выйдет в будущем, не порождаем ассоциативных цепочек, а воспринимаем нагим осознаванием, то мы смотрим как бы не видя. И тогда это уже не колокольчик. Это нечто яркое, что связано с осознаванием. Это то же, что и атма-вичара или ахам-вритти, только имеющее звук, имеющее форму. Тогда мы становимся колокольчиком, колокольчик становится частью нас. Нет дистанции, нет пленки, которая разделяет нас с объектом, и внезапно двойственность начинает исчезать. Когда мы смотрим без оценок, суждений, сформированного опыта, то это значит, что мыслей нет. А если они даже и возникают, то им не предается значение. Мы смотрим из глубины обнаженного осознавания. И когда мы так смотрим, то внезапно все начинает становиться частью этого обнаженного осознавания. И тогда двойственность, субъект и объект начинают исчезать.
«Хранить душу» – то значит беречь и пестовать это созерцание невидимого. Если сказать проще, то мы можем посмотреть на колокольчик и увидеть только колокольчик, а можем посмотреть на колокольчик, храня сознание в сердце, и увидеть сердце внутри колокольчика, то есть увидеть колокольчик как проявление сердечного пространства, неотделимым от того пространства, которое мы созерцаем. Так мы храним душу.
Горакх говорит: «…не настаивал на спорах…». О чем это? Не важно, о чем спор. Важно – храните ли вы свою душу или нет. Вначале нам кажутся важными многие вещи, например: где кому спать, какой прасад есть, кто распределяет служение, кто делает хорошо, кто делает плохо, что сказал тот, что ответил этот, что нам нравится, что нам не нравится, какими качествами тот обладает, а какими этот, кто монах, а кто еще до сих пор послушник и так далее. Для нас очень много вещей являются важными, и мы имеем много разных оценок. Иногда это приводит к спорам. Но тот, кто обладает большим опытом, понимает, что все это несущественно. Настаивать на чем-либо – это значит проявлять какое-то неведение, если ты не хранишь душу, а увлекаешься этими частностями. Хранить душу, удерживать присутствие гораздо важнее. Что будет важно лет через восемьдесят? Все эти обстоятельства рассеются, а ваша сохраненная душа только и будет важна. Поэтому Горакшанатх говорит: «Делайте каждый шаг бдительно». Когда мы не бдительны, возникают отвлечения, эмоции и клеши, неведение сразу входит в нас.
Текст:
«Должны быть уравновешенные асаны, уравновешенное питание, уравновешенный сон. Горакх говорит: «Чтобы вы слушали песни». И такой человек не умирает и не старится».
Горакшанатх говорит о том, как привести в гармонию все, чем бы мы ни занимались, как это воссоединить с естественным созерцанием. «Уравновешенное» означает, что пять воров не захватывают наше сознание. Образы не захватывают наше зрение, звуки не захватывают наш слух. Мы постоянно храним и пестуем это сердечное пространство. Наша жизненная энергия не рассеивается, сознание не рассеивается. Мы идем по жизни и бережем себя непрерывно. Как беременная женщина, вынашивая плод, идет очень осторожно, так и мы бережем и вынашиваем плод нашего пробуждения. Все становится уравновешенным, исходит из этого единого центра. Нет хаотичных мыслей, нет частого беспорядочного дыхания, сбитых пран. Нет возбужденного раджасичного ума, нет сильных эмоций, которые сметают нашу осознанность. Эти переживания – признак духовного детства.
Йогин, прежде чем мечтать о гималайских пятилетних ритритах, должен избавиться от всего того, что называют духовным детством: от схваченности эмоциями, от захватывания концепциями, от частого дыхания, от всего, что его не уравновешивает.
Горакшанатх говорит о том, чтобы вы слушали песни. Здесь, скорее всего, имеется в виду, что духовная музыка – это то, что возвышает сознание, открывает чистое видение в каналах.
Текст:
«Всегда оставайтесь посередине. Ум не движется, дыхание остается спокойным».
Когда мы остаемся посередине, ум тоже начинает успокаиваться. Вслед за этим праны и дыхание тоже останавливаются. Мы постепенно начинаем касаться этого невидимого центра. Все наши недостатки исчезают, мы постепенно одно за другим обретаем божественные качества, все наши достоинства начинают расцветать. И все это происходит благодаря тому, что мы остаемся посередине. Искусство оставаться посередине – это искусство продолжать созерцание. Даже усердно выполняемые техники, связанные с ветром, с пранаямами, не могут заменить искусства оставаться посередине.
Я знал одного монаха, который мог шесть часов делать апан-крийю, всю ночь стоять в випарита-карани, съедать после этого ведро гречки, а на следующий день испытывать сексуальное желание и носиться как угорелый по городу, не зная, что с ним делать. Это нельзя назвать искусством оставаться посередине.
Если мы делаем техники, но упускаем искусство оставаться посередине, ум сильнее движется, дыхание тоже становится сильнее. Вопрос в том, как объединить все то, что мы делаем с этим искусством оставаться посередине. Как только мы овладели этим искусством оставаться посередине, мы можем превратить нашу жизнь в глубокую практику, чем бы мы ни занимались. Мы остаемся посередине всегда: когда едим, красим, стираем белье, готовим прасад, ходим, сидим в ритрите. Это жизнь, когда мы непрерывно остаемся в этом центре, когда мы действуем только из этого центра. Постепенно этот центр становится настолько глубоким и всеобъемлющим, что наше частное «я» привыкаем ему подчиняться. Оно перестает бунтовать, оно точно знает свою собственную глубину. Постепенно из этого центра проявляются тысячи чудесных вещей, он вырастает так, что становится заполняющим всю вселенную. И тогда нас можно назвать мастером.