18.05.2006

 «Мокша дхарма», глава 322.

Эта глава начинается с беседы Юдхиштхиры с Бхишмой. Юдхиштхира задает вопрос о том, как достичь освобождения, не покидая состояния домохозяина, и что такое высшее «Я». Бхишма в ответ рассказывает ему о беседе царя Джанаки со святой йогиней Сулабхой. Миряне и брахманы восхваляли качества царя Джанака, поскольку он достиг освобождения и, укротив чувства, продолжал управлять своим царством. Нищенствующая санньясинка Сулабха, блюдущая обеты, странствовала в это время и услышала о его превосходных качествах. Другие санньясины тоже восхваляли Джанаку, царя Медхилы, за его стремление к освобождению, но она, слушая их, сомневалась в этом. У нее появилось желание встретиться с Джанакой. Чтобы встретиться с ним, она покинула свое физическое тело и приняла иллюзорную форму превосходной, красивой девушки. Когда Джанака увидел ее, он восхитился ею и пригласил во дворец. Там он угостил ее яствами и начал задавать ей разные вопросы. Сулабха, желая проверить царя Джанаку, силой своей йоги вошла в его тело и своим сиянием покорила его сознание. Чтобы одолеть ее мощь, раджа Джанака с усмешкой ответно своей силой охватил ее силу. И потом он начал задавать ей такие вопросы.

Текст:

«Джанака сказал:

«Отколь странствие, госпожа, совершила и куда путь держишь? Чья ты? Откуда ты? – так вопросил ее земли владыка. – Поистине, мне неведомы твое знание шрути, возраст, рождение. Итак, об этих делах, встретясь со мной, поведай. Знай, по правде, зонт и другие царские знаки я оставил, чтобы этим тебя почтить. Уважения ты достойна, и я воздам тебе уважение. От кого я получил это выдающееся высочайшее знание, которое иной никто не преподал, а также об освобождении меня слушай.

Старца, Панчашикхи, потомка Парашары, величайшего махатмы, нищенствующего странника, я ученик, очень им ценимый. В обязанностях защитника земли, в учении санкхьи и йоги, в этой тройной основе освобождения преуспел я, рассек сомненья. Согласно учению шастр, своей дорогой блуждая, четыре дождливых месяца Панчашикха здесь провел счастливо. От него, главы школы санкхьи, превосходно видящего предмет и основы науки, я постиг учение о троякой основе освобождения, хотя и не отказался от царства. Итак, полностью это троякое поведение, ведущее к освобождению, свободный от страсти, я выполняю, пребывая на том же стольном месте.

Повторяю: высший закон для этого освобождения – это бесстрастье. А ведь бесстрастье родится от знания, оно освобождает. Знанием осуществляется усилие, великое достигается усилием, великое освобождает от противоречий – это и есть совершенство, извлекающее нас из сансары. Я достиг такого, свободного от противоречий, высочайшего разумения: я как бы странствую здесь, отогнав заблуждения, от привязанностей свободный. Как произрастает поле, размягченное обильным поливом, так и ранее совершенное дело приводит людей к повторным рождениям. Как зерно, поджаренное в каком-либо сосуде не прорастает, даже получив возможность прорастания, ибо оно утратило это свойство, так и тот нищенствующий странник, владыка, получивший от пламени свое имя, переданным мне познанием уничтожил семя моей способности стремиться к предметам. Ни к желанному, ни к нежеланному он не чувствует какой-либо страсти; и потому он к ним не чувствует страсти, что и влечение, и отвращение бесцельны. Если сандалом мне умастят десницу, а шуйцу отрубят. Я – тот блаженный, кто достиг цели, равный к золоту, кому земли, камню; от привязанностей свободный, я все же пребываю на царстве, в отличие от других носителей трезубца.

Среди опытных учений об освобождении существуют три взгляда на освобождение. Считая наивысшим в мире знание и ото всех дел отрешенность, некоторые люди, сведущие в писаниях об освобождении проповедуют взгляды знания (джняны). Другие же подвижники-тайновидцы проповедуют освобождение делом, кармой. Обособленность (кевала) есть покидание обоих – действия и знания; эту третью точку зрения проповедует тот махатма. Отношение к самообузданию (яма) и соблюдение обетов (нияма), к вожделению, ненависти, захвату, обману, гордости, приязни одинаково у нищенствующих и домохозяев.  Если носители трезубца и прочие санньясины освобождаются знанием, то почему же не быть освобождению для обладателей зонта и прочих царских знаков, раз одинаковы их цели? На каком основании здесь человек совершает дела ради своей цели, так, сообразно своим целям, относится он и к предметам».

Царь Джанака здесь говорит, что он следует дхарме внутреннего пути, дхарме единого «вкуса», отрешенности и осознавания, не придавая значения каким-либо внешним атрибутам. Он подчеркивает, что важны не сами внешние атрибуты, а то значение, каким мы их наделяем. Он говорит: «Если вы, отшельники, носите трезубец, считая это символом освобождения, то это всего лишь смысл, которым мы наделяем вещи. А если я ношу царский зонт, то почему он не может освободить, если я наделяю его таким же смыслом? Ведь все зависит от сознания».

Текст:

«Кто, состояние домохозяина считая порочным, переходит к иной ступени жизни, тот, оставляя одну и переходя к другой ступени жизни, от привязанностей еще не свободен. Раз в наказании, поощрении пользуются равной властью раджа и нищенствующий странник, то по какой причине им не быть равными в освобождении? Раз их истинное владычество здесь только в знании, им они ото всех зол освобождаются, пребывая в высшем теле. Одежда из рогожи, бритье головы, трезубец, кружка – второстепенные вещи, ее они освобождают, так полагаю. Если же это лишь знаки, действительная причина освобождения здесь – знание, значит для полного освобождения от страдания, знаки сами по себе бесполезны. А если для устранения бедствий придавать значение внешним знакам, то почему же зонт и другие царские знаки не считать пригодными, раз одинаковы цели? Отсутствие имущества еще не есть освобождение, обладать имуществом – еще не узы. Ни отсутствие имущества, ни противоположное, а только знание освобождает. Поэтому в следовании закономерному, полезному, приятному, удержание царской власти – в этих способствующих узам, есть нечто, стоящее над ними. Узы владычества, царства, мирской привязанности узы я рассек мечом, отточенным о камень освобождения – вот как я стал освобожденным.

Теперь о тебе, нищенствующая странница, знать желаю. Твой облик не соответствует твоей цели, выслушай меня, скажу об этом. Госпожа, дивная твоя красота, твой девственный образ – все это есть у тебя, а вот есть ли самообуздание – сомневаюсь. Вот признак, что твое поведение не соответствует твоему виду: ты проникла тайком в мою область, чтобы разведать, достиг ли я освобождения.

Для йогина, причастного вожделению, нет пользы в трезубце. Ты не соблюла того закона, что вполне освобожденному следует сохранять свой облик».

Царь Джанака, обосновав свое положение, с позиции осознанности и самоосвобождения указывает йогине Сулабхи на тонкое вожделение, которое, как оказалось, было в ее уме, любопытство и зависть, которые привели ее к нему во дворец, желание проверить освобожден он или нет. Он говорит, что даже если ты будешь носить трезубец или одеяние из рогожи, а тобой двигают тонкие внутренние вожделения, все это бесполезно.

Текст:

«Какой ты совершила проступок, в мою страну придя, – слушай. Ты своевольно проникла в мою исконную область. Зачем ты в мое царство явилась? В мой город? По чьему допущению ты пробралась в мое сердце? Ты принадлежишь главенствующей варне, ты браминка, я же – кшатрий; не производи смешение варн: мы не должны сочетаться. Ты живешь по закону освобожденных, я же – домохозяин. Это второй, очень дурной твой проступок: ты смешиваешь ступени жизни».

Йогиня своей йогической силой в тонком теле проникла в его тело. Царю это не понравилось, он упрекнул ее за то, что она сделала это самовольно. К тому же они принадлежали к разным состояниям жизни: он вел жизнь домохозяина, а она была нищенствующей монахиней. Он указал, что им не подобает смешивать свои энергии таким образом, поскольку они принадлежат разным статусам.

Мы часто говорим о том, что монахи не должны смешиваться с мирянами, как и миряне с монахами. Это не значит, что мы говорим, будто миряне оскверненные, а монахи возвышенные. И к одному, и к другому статусу необходимо относиться с уважением, но важно, чтобы эти два статуса не смешивались. Когда смешиваются различные энергии и это происходит не гармонично, от этого происходят различные препятствия.

Текст:

«Одного ли мы рода или не одного рода – ни ты не знаешь, ни я не знаю. Войдя в человека того же рода, ты совершила третий проступок – кровосмешение. Быть может, жив твой супруг и лишь удалился куда-то. «Не входи к супругу другого» – таков закон; это четвертое нарушение закона. Ты эти дела совершила ради определенной цели по неведению, странница, или пустознайства ради. Кроме того, ты в основном своем долге порочна; если есть у тебя какое-то знание шрути, оно теперь стало напрасно. Вот еще третий тебе упрек: ты моей сути коснулась; признаки развратницы в тебе видны, ты непокрытыми их выставляешь. Не только надо мной одним ты намерена одержать победу, ты затеяла одолеть всех этих людей, что меня окружают! Ведь ты направила свой взор на этих почтенных, чтобы мою сторону низвергнуть, свою же сторону воздвигнуть».

Джанака говорит: «Кроме этого ты пришла в облике обольстительной молодой девушки, желая очаровать меня. Ты это пытаешься сделать для того, чтобы утвердить свое превосходство и унизить меня в глазах моих придворных». Все это разновидность эгоистических стремлений, клеш. Он указывает на все эти тонкие состояния этой женщины-йогини, обладая своей проницательностью.

Текст:

«Ослепленная заблуждением, рожденным от собственного гнева, ты продолжаешь действовать силой йоги – смесью амриты и яда. Для женщин и мужчин, желающих друг друга, достижение подобно амрите, а недостижение для любовника подобно яду. Не отклоняйся от праведности! Свой закон соблюдая, будь мудрой! Удовлетворено ведь твое желание знать – свободен ли я или не свободен. Нечего скрывать от меня эти все твои тайны. По своему ли ты делу здесь, или делу иного князя, правду скажи мне. Нечего тебе от меня таиться под чужим обличием – с обманом ни в коем случае нельзя приходить ни к радже, ни к брамину, ни к женщине, преисполненной добродетели женской: всегда вредит приходящий с обманом».

Джанака распознал уловки йогини Сулабхи. Он распознал, что она пришла не в настоящем теле, а в иллюзорном. И он говорит ей, что не подобает так вести себя практикующим. Он предположил, что ее действия вызваны тонкими остаточными кармами вожделения, зависти, гнева, поэтому называет ее практику смесью нектара и яда. Дхарма – это нектар, который мы применяем на практике. Однако, когда клеши еще не усмирены и продолжают действовать как яд, часто бывает, что практика имеет состав одновременно и нектара, и яда до тех пор, пока клеши не усмирятся. Царь говорит, что на самом деле ее практика еще не глубока и представляет собой смесь клеш и нектара Дхармы.

Текст:

«Царственность – сила раджи; Брахмо – сила того, кто знает Брахму; красота и юность – великая сила женщин, причастных к благой доле; этими силами сильный, стремящийся к своей цели, честно подходит, уничтожив кривду. Итак, тебе следует о своем рождении, знании закона, положении, о своей природе и о цели своего прихода нам рассказать по правде».

Бхишма сказал:

«Такими немилостивыми, неприязненными, неприветливыми словами, встреченная владыкой народа, Сулабха не смутилась. На сказанное царем Сулабха с чарующим видом стала тогда говорить чарующие речи».

Сулабха сказала:

«Девять да девять пороков, портящих речь и разумение, от них свободной, целесообразной, восемнадцатью качествами преисполненной, с пятью условиями целесообразности, о, раджа: утонченностью, рассудительностью, последовательностью, ясностью доводов-выводов – должна быть речь, называемая разумной. Слушай о признаках этих требований – утонченности и прочее – в понятии, в слове, в произнесении слова. Если знание различных предметов познания разворачивается различно и везде господствует разум буддхи, то это считается утонченностью речи. Если правильно распределены разбираемые качества, недостатки, если приводятся целесообразные примеры, то это считается рассудительностью речи. Учет, что сначала, что потом нужно сказать из подлежащего обсуждению, называют последовательностью построения речи знающие красноречие люди. Ведя рассуждение о должном, приятном, полезном, если заключают: «Так оно и есть», то это ясностью выводов зовется. Если выявляется вызванное влечением-отвращением возникновение страсти и показывается, как склонность обусловливает поведение, это зовется обоснование поступков. Все то, что перечислено: тонкость и прочее, – царь народа, в моей речи направлено к одной цели, пойми это. Целесообразное, разумное, не слишком обширное, не направленное к раздору, не льстивое, не колеблющееся, решительное слово молвлю, несвязанное неуклюжестью, направленное к счастью, не избегающее трех разделов ( должного, желанного, полезного), не без изящества, свободное от кривды, не пустое, не заносчивое, без сквернословия, не требующее дополнительных разъяснений, не лишенное доказательства смысла, свободное от вожделения, от недостойного, от уныния, жадности, страха, гнева. Ни в коем случае не стану говорить робко, сокрушенно или горделиво. Когда говорящий и слушающий не в разладе, раджа, а высказывание целостно, тогда выявляется и смысл беседы. Но, когда говорящий обращается к слушателям без уважения, говорит лишь в свою пользу, пренебрегая пользой других, тогда не ладится беседа. Или, когда человек говорит лишь в пользу других, своей пренебрегая пользой, он подозрение в своей искренности зарождает; такая речь тоже порочна».

Сулабха, начиная речь, демонстрирует колоссальную ясность в отношении речи, беседы, логики и прочего, что указывает на ее потрясающую силу присутствия. Другими словами, она находится в очень глубоком состоянии созерцания во время беседы, которая позволяет ей проявлять такую ясность.

Текст:

«А кто говорит в интересах того и другого, царь, не выявляя расхождения между слушателем и говорящим, тот красноречив, а не другой кто-либо. Целеустремленное это слово, раджа, сосредоточенно слушай. Как дерево и лак или капли воды с пылью слипаются, таково здесь и совместное существование живых, раджа, звук, касание, вкус, образ, запах и пять индрий; как дерево и лак, соответственно слипаются друг с другом, но между индриями нет общения, это вполне достоверно. У чувств нет способности познавать ни себя, ни другие чувства: не знает глаз о способности видеть, на себя не обращается ухо, и все же они не преступают своего рубежа и не сливаются друг с другом; тем не менее, хотя и не сознавая это, они перемешаны друг с другом, как вода с пылью. На иные, внешние предметы они направлены на свойства (гуны), слушай об этом. Образ, глаз, цвет – три причины зрения. Подобно, как здесь предметы познания действуют совместно с другими причинами познания, с познаванием и познанием непосредственно связано высшее свойство (гуна), его называют манас».

Узнав, что царь Джанака – ученик мудреца, основателя школы санкхьи, йогиня Сулабха начинает с ним беседу с объяснения принципов философии санкхьи, как она ее понимает.

Текст:

«Для решения вопроса, что праведно, что неправедно, выступает считающийся здесь двенадцатым, высшим свойством, именуемое буддхи. Оно разрешает возникшие сомнения касательно предмета познания. Затем выше этого двенадцатого свойства (гуны) есть свойство, именуемое саттвой. Человек, в своей сути, определяется по богатству или бедности саттвы. «Я – делатель», – так называется еще иное, четырнадцатое свойство. «Это мое», «Не мое», – так это свойство определяют. Затем выше насчитывается пятнадцатое свойство, раджа. Оно сочетает отдельные части, а потому называется суммой. Затем выше есть шестнадцатое качество – объединение. Пракрити и проявленное (вьякта) – так называются два свойства, проникающие друг в друга. Счастье-несчастье, смерть-старость, приятное-неприятное, достижение-неудача – таково девятнадцатое свойство, двойственностью его считают. Выше девятнадцатого есть еще другое свойство, по имени Кала (время). Возникновение и гибель существ, знай, – таково это двадцатое свойство. Это двадцатичленное объединение да пять плотных сутей (бхутов). Есть еще два парных свойства – бывание-небывание. Такова двадцатка. Сюда добавить смесь семи свойств, о которых уже говорилось, и три последних свойства: закономерность (видхи), произрождение (шукра), силу (бала). Так начитывается двадцать и десять – тридцать; теперь перечислены все свойства.

То, в чем они пребывают все вместе, называется телом. Некоторые видят первопричину этих частей в непроявленной пракрити. Некоторые же, тупоумные, проявленную природу принимают за их причину. Все же непроявленное или проявленное, или оба вместе, или четверку за первопричину всех существ размышляющие о внутреннем Атмане принимают. В силу такой причины непроявленная природа приходит к проявлению в этих тридцати разделах».

Итак, эта йогини здесь перечисляет основные категории санкхьи, анализируя состояния тела. Переходя от состояния тела, она постепенно подводит свой анализ к сознанию и начинает анализировать вопросы царя с точки зрения санкхьи и категорий сознания, а также отвечать на них. Она говорит, что в этом мире все непрерывно. Кто тогда и откуда происходит или не происходит? Чей этот или чей тот? Откуда этот приходит или неоткуда? И какая связь есть между существами или членами одного тела? Она говорит, что все существа рождаются из сочетания этих тридцати частей, которые она перечислила, поэтому ты себя в себе собою созерцаешь. Она говорит: «Также и Атмана ты в себе созерцаешь. Так почему же того Атмана не созерцаешь в другом? А если ты видишь Атмана и в себе, и в другом, почему же ты спрашиваешь меня: «Кто ты? Чья ты?» Что это за вопросы для освобожденного?» Она говорит: «Это мое, это не мое. Царь, разве освобожденный от двойственности должен так задавать вопросы? И какой смысл говорить тогда: кто ты, чья ты и откуда?»

Она дальше говорит ему:

Текст:

«С врагом, другом или безразличным, с битвой, перемирием или победой ты связан, владыка земли; какие же тут могут быть признаки освобождения?

В том, кто, действуя, троякую цель распознавать не может, кто привязан к этой троякой цели, какие в нем могут быть признаки освобождения? Поэтому к освобождению ты не причастен; царь, это твое заблуждение твоим друзьям устранить подобает: для неочищенного нет излечения. Обдумывая всевозможные состояния привязанности, врагов повелитель, надо искать в себе Атмана; может ли быть иной признак освобождения?»

Отшельница говорит, что с освобождением ты пока поторопился. То есть надо тщательно обдумать, рассмотреть свои стороны сознания и усердно продолжать искать Атман.

Текст:

«Обращаясь к освобождению, об этих и других утонченных связях, развивающихся от четверояких свойств, слушай. Даже тот, кто эту всю землю видит под одним зонтом, все же в каком-то одно кремле может жить, раджа. А в том кремле в одном каком-то доме он пребывает, а в том доме ночью он лежит на одном каком-то ложе. А жена еще раньше него заняла половину того ложа. Итак, плодом своего могущества он может пользоваться лишь таким ограничением. То же можно сказать и о наслаждениях чувствами, едой, одеждой, об ограничении свойств наказания и награды. Раджа всегда зависим от внешнего даже в малом, тем более в отношении войны или мира; где же быть независимым радже? С женщинами в отдыхе и забаве он всегда зависим, где его независимость в общении с другом, в совете? Говорят: его независимость в том, что он другим повелевает. Но и здесь каждое мгновение, ему приходится поступать не по своей воле: желая спать, он не может уснуть из-за людей, выполняющих его приказы. Если даже он и позволит себе задремать на ложе, он должен просыпаться против воли. «Соверши омовение, приношение», «Совершив возлияние Агни», «Съешь, выпей», «Говори», «Слушай» – так действовать помимо воли его побуждают другие. С просьбами к нему постоянно приходят и приходят люди, и не в силах он одарить даже больших людей, храня государственные богатства; одаряя, он истощает казну – так у него возникает враждебность к раздаче. Неполадки, вызывающие отвращение к царству, его обступают мгновенно. Относительно мудреца, богача, воеводы, даже когда они без сторонников, одиноки, у него подозрения возникаю; если же он тех не боится, то своих постоянных хвалителей он начнет опасаться».

Сулабха говорит, что царь постоянно погружен в ограничения, он вынужден вести переговоры, совершать подношение, омовение, общаться с множеством людей. Он не принадлежит себе, а принадлежит государству, советникам, народу – все это трудно назвать освобождением. Это очень тонкий вопрос, который зависит от уровня осознавания.

Она говорит: «Ты не свободен от горестей сердца и от возникающих желаний, ты раздираем разными противоречиями, но все-таки цепляешься за свое вожделенное царство. Это мое – так ты мыслишь о дворце и о царстве. Но войсковая сила, казна, советники – чьи они? Или ничьи? Союзный совет, дворец, государство, воевода, судья, казны и земли властитель – то один, то другой выдвигается в то или иное время».

Итак, она обсуждает положение царя и говорит: «Откуда здесь быть высшему закону освобождения, когда есть такая обусловленность? У меня же нет привязанности к собственному телу. Так к чему мне чужая область? Ты упрекаешь меня за то, что я проникла в твою область и в твое тело, но со мной говорить так не подобает, или же не все учение об освобождении ты услышал у своего учителя. Наверное, ты не услышал полностью то, чему он тебя учил. Как ты, познав освобождение, снова попал в сети? Как ты связался с зонтом и прочими царскими знаками? Ты или слушая не слышал, или то, чему тебя учил учитель, неправильно понял. Или, может, ты только внешнее внимал учение, а прислушивался к другому. Как бы то ни было, но ты остаешься в мирских представлениях, твой разум запутался в привязанностях. Как бы тебе навредило вхождение тонкого тела, которое я совершила, если бы твой разум был вполне свободен? Если бы в твоем сознании была пустота, то я бы вошла в пустоту, так кому бы это навредило? И с чего бы тебе было меня упрекать, если твое сознание подлинно пустотно? Я тебя не коснулась ни руками, ни ногами, ни какой-то другой частью тела, и не следовало бы тебе говорить о том, что я пыталась совершать какие-то развратные действия или соблазнять тебя. Ты утратил состояние домохозяина, но все еще не достиг трудно достижимого освобождения. Ты крутишься между двумя ступенями жизни, стремясь освободиться».

Касательно варн, каст, она сказала ему так: «Я не высшей касты брахманов, я не вайшья и не низшей природы, а я твоей касты. Я из рода раджариши (то есть царя, святого Прадханы), и мое имя Сулабха». Она называет своих предков: Дрона, Шаташринга, Чакрадвара, Парвата. Она говорит, что была рождена в этом роду, но не нашла себе достойного супруга и вступила на путь освобождения, странствуя одиноко и соблюдая обеты отшельницы-молчальницы.

Текст:

«Я не пришла под чужим видом, я не похищала чужого; я не путаю свою дхарму, своей дхарме я предана твердо. Я твердо держусь принятого решения, опрометчиво не болтаю. Не без намерения пришла я к тебе, царь народа. Узнав, что ты постиг освобождение, я благого искала; чтобы познать твое разумение освобождения, сюда явилась. Не говорю я, как приверженка какого-либо учения, ни в свою пользу, ни в чужую, не высматривая, кто не умиротворен, кто ищет умиротворения, кто свободен. Как в пустом доме нищенствующий странник одну ночь проводит, так и я в твоем теле эту ночь перебуду. Почтенная знаками уважения, речами, гостеприимством, в добром убежище пересплю и, довольная, на завтра уйду, Митхилец».

Бхикша сказал: «Это вполне обоснованное, разумное слово выслушав, не нашел больше никаких возражений раджа».