18.09.2003

В основном практика слагается из трех вещей: внешняя самодисциплина, внутренняя безупречность в энергии, то есть чистота нади и контроль пран, а также внимательность и осознанность. Внешняя самодисциплина соответствует пути сутры, управление ветрами, пранами и каналами – пути тантры, а внимательность – пути ануттара-тантры. Все сводится к этим трем составляющим.

Подход к практике обычно существует двух типов: постепенный и прямой (его еще называют мгновенный). Но мгновенный путь не означает, что мы мгновенно достигаем просветления, это случается только с единицами. Скорее, это означает, что мы прямо работаем с реальностью, минуя какие-то постепенные способы, но просветление все равно наступает через какое-то время. Однако этот путь считают наиболее быстрым и прямым.

Постепенный путь – это, скорее, путь мастерства, когда мы изо дня в день упорно тренируемся и становимся все более сильными и умелыми, мы становимся мастерами. Это подобно боевым искусствам или спорту, когда вы годами оттачиваете филигранное мастерство, пока не станете супер-экстра-класса мастером медитации, техник, присутствия. Этот путь связан с тренировкой метода личного усилия.

Мгновенный путь – это путь отсечения, а не мастерства. На этом пути вы ничего в себе не выращиваете, не тренируете во внешнем смысле. Вы становитесь на такую точку зрения, которая говорит, что вам нечего в себе выращивать, что вы уже совершенны, что нужно просто убрать то лишнее, что закрывает ваше совершенство. Поэтому здесь нужна не тренировка, а отсечение, убирание лишнего. Если мы спросим, что же надо отсекать, то ответ такой: отсекать надо собственные оценки, предпочтения, сформированный опыт, цепляния, то есть все то, что составляет эго, разделяющее мир на субъект и объект. От того, насколько мы отсечем все это и оставим только зеркало чистого осознавания, зависит, достигнем ли мы успеха на прямом пути. Это, скорее, стиль махасиддхов. Поскольку махасиддхи жили в диких местах и были погруженными в медитацию, если ученик приходил к ним, им недосуг было тренировать его годами, философски объясняя многие вещи. Они были очень требовательны к ученикам и просто сталкивали их с ситуациями. Ученик либо пасует пред ситуацией, поворачивает назад и ищет более мягкого учителя, либо выдерживает и делает скачок, прорыв. Однако мало кто мог прогрессировать таким путем.

Мы придерживаемся обоих путей. На постепенном пути вы пестуете определенные способы практики и становитесь в них умелыми. У вас нет замешательства, вы четко знаете, что за чем следует. Вы знаете, что невозможно ошибиться, если годами правильно тренироваться. Если вы усердно делаете пранаямы, ваши каналы когда-нибудь станут чистыми и зазвенят, вы начнете прыгать в падмасане и кундалини когда-нибудь да войдет в сушумну. Это вопрос времени и усилия. Или если вы усердно концентрируетесь в медитации годами, когда-нибудь вы войдете в дхьяну и осуществите прорыв. Все зависит от вашего усилия и вашей твердости на пути.

Путь отсечения сразу непонятен. Мы думаем: «Я все оставлю, отброшу, а каков результат? Что-то эфемерное». Этот путь не понятен даже практикам с большим стажем. Когда мы отсекаем свои оценки, предпочтения и цепляния, то наступающее медитативное сознание без субъекта – это уже само по себе результат. Результатом практики прямого пути является исчезновение «я», субъекта, который цеплялся, потому что это цепляние и привязывало к сансаре. А когда субъект исчез, медитативное состояние возникает само, оно уже не утрачивается. Когда мы идем любым из этих путей, на продвинутой стадии выполняются особые практики для прорыва.

Текст:

«Что касается специфических мест для практики, хорошие места чересчур расслабляют, и там слишком много приятного, и таким образом там нет внешних и внутренних условий, решительно необходимых, чтобы возвысить расстроенное сознание. В этих местах у медитатора не могут так легко возникнуть спутанные мысли и грубые страсти».

Здесь говорится, что когда йогин достигает совершенства, ему нужно практиковать с более жесткими нагрузками. В хороших условиях без нагрузки он достигает некоторого состояния равностности, однако ему надо переживать возникновение более сильных мыслей, эмоций или чувств, помещая себя в более суровые условия практики. Но это не рекомендуется новичкам. В текстах говорится вполне четко, что это практикуется на стадии тепла, на ступени самадхи, когда усиливается элемент огня в теле, когда йогин овладел пранами.

Текст:

«Без такого типа спутанного мышления и страстей, быстрое продвижение, возведение ума на стезю естественного состояния невозможно. Ум, одолеваемый безразличием и ленью, нельзя поднять над всеми мучительными обстоятельствами, улучшая продвижение по пути, пусть даже медитатор и проводит многие годы или же всю жизнь, обманывая себя, будто он занят медитацией».

Когда мы просто живем, изо дня в день находясь в поверхностно-безмятежном состоянии, и наше созерцание не прогрессирует, это означает, что нам надо пересмотреть свои взгляды на практику созерцания. Потому что практика созерцания, если она выполняется правильно, – это постоянный прорыв вперед, постоянная самотрансценденция. Такой йогин живет каждый день, словно вечность. Он каждый день заново рождается и умирает. Он соприкасается с настолько бесконечной тайной, что каждый день кажется целой жизнью, каждое мгновение наполнено тотальным осознаванием. Однако на практике этого достигнуть трудно, поэтому мы практикуем ритриты, в том числе и особо интенсивные, в которых выполняются более глубокие практики.

Текст:

«Пока он наслаждается мирной и не озабоченной жизнью, у него будет медитация, ориентированная чисто на такие условия, которая однажды выродится до обыкновенного мирского уровня «как-нибудь», когда вдруг прорвется какой-либо эмоциональный кризис. Прогресса можно достигать более стремительного в течение всего одного месяца самотрансформации в ужасающих условиях, в суровой местности».

Слышали? В ужасающих условиях. Поэтому когда вы впадаете в замешательство от того, что хлеб несвежий, что дует, что в сентябре не затопили печку, вы должны вспомнить: «Это же совсем не ужасающие условия. Разве я не могу сделать это путем для практики?» Пока мы не достигли стадии тепла, эти садханы мы не применяем, мы просто говорим, что они есть. Но на самом деле у нас каждый день есть те обстоятельства, в которых мы находимся, и я их рассматриваю как весьма благоприятные. Возможно, кто-то думает иначе, но я думаю, что самые превосходные обстоятельства для практики – это чередование ритритов со служением и пребывание в различных, иногда даже трудных условиях, требующих от нас большей осознанности и самоосвобождения.

Мы не пребываем в тамасно-благодушном состоянии. И когда мы сталкиваемся с внутренними эмоциями, то это как раз та энергия, с которой нужно работать. Конечно, можно впасть в отрицание, уныние, гордыню или другие клеши, но настоящий практик понимает, что это именно тот случай, когда можно на практике проверить свою способность к созерцанию. Месяц такой практики может быть даже более ценным, чем шесть месяцев ритрита в спокойном, радостном, безмятежном и умиротворенном состоянии. Я это говорю исходя из собственного опыта.

Текст:

«По этой причине медитаторам рекомендуется начинать практику, сперва делая подношения, а затем совершая практику самотрансформации в полнейшем безмолвии на ужасающих или страшных вершинах, в горном уединении, в обиталище нечеловеческих сил, которые вызывают пугающие видения, на кошмарных кладбищах, где свалены трупы и скелеты, под одиноким деревом, одержимым богами, в покинутых городах, на перепутьях дорог, часто посещаемых голодными духами и призраками. Чтобы медитатор был уверен в своей способности выполнить тайную практику самотрансформации, старые учителя установили пять существенных условий».

Когда йогин помещается в такие условия, то это отличается от обычного ритрита и от обычной практики. Представьте, вы заходите в комнату или в домик, а вам справа бьют в челюсть; вы приходите в себя, но сразу же получаете удар слева; вы только встаете на ноги, а вас бьют в солнечное сплетение, а затем дают подсечку, и вы падаете на четыре точки. Вы думаете: «Вот это да!» Только вы уворачиваетесь, а вас снова бьют в лоб. Места силы – это что-то подобное, только на тонком уровне. Я это точно знаю, имея очень богатый опыт таких практик. У вас нет выхода: если вы плохой медитатор, вам лучше бежать оттуда. Но если вы сильный медитатор, вы просто боретесь за свою жизнь, потому что здесь ставки уже не на жизнь, а на смерть. Либо вы выстоите и выровняете свое сознание и прану, отсекая страх и цепляния, полностью отдавая себя этому состоянию Ясного Света, надеясь на него, как на последний шанс, как на саму жизнь, как на единственное, что у вас вообще есть. Либо эта энергия просто вас сомнет, подавит и почти уничтожит. То есть то, о чем здесь говорится, практикуется йогинами высоких стадий, умеющими контролировать нади и праны.

Со временем, овладев своей внутренней силой, вы внезапно видите, что становитесь сильнее, что ваше естественное состояние может покорять эти вещи. Через некоторое время вы берете эти энергии под контроль и полностью их побеждаете, как сильный слабого, вы делаете их своими украшениями.

Васудева шел однажды в ритрите и увидел змею (это уж был). Он просто схватил эту змею, обмотал вокруг шеи и сел. Змея была настолько шокирована, что даже не успела зашипеть.

Что-то наподобие этого происходит с клешами, различными препятствиями и трудностями у йогина, когда он обретает большое бесстрашие и силой одного только созерцания способен покорять даже жесткие энергии. Он становится подобным Шиве, который пьет яд или может навешивать змей на шею. Но до тех пор, пока истинный Ясный Свет не реализован и созерцательное присутствие не достигнуто, мы не говорим о таких практиках. Это делается индивидуально для тех, кто обладает подобной духовной силой.

На самом деле различных трудностей или ситуаций возникает много и в повседневной жизни. Вопрос в том, как мы к ним относимся, можем ли мы сделать их практикой? Рассматриваем ли мы их как садхану высшего порядка, которая ускоряет наше духовное развитие? Если мы их так рассматриваем, то думаем: «О, это кратчайший путь к моему быстрейшему просветлению!» Если же мы не рассматриваем их так, то западаем в восприятия, отличные от естественного состояния, и просто тормозимся в духовной практике. Если мы, допустим, тащим тяжелое бревно, то можно подумать: «О, я надрываюсь здесь», но можно подумать так: «Миларепа гораздо более трудную работу выполнял, потому и достиг просветления». Если мы едим не очень вкусную пищу, можно думать: «Сейчас в мирской жизни можно было бы есть пять видов пирожных», но можно думать так: «Когда практиковал Миларепа или Серафим Саровский, они ели гораздо более аскетичную пищу». Если нам трудно во время сидячей медитации, когда у нас затекают ноги, болит спина, мы чувствуем уныние, то можно подумать: «Были мастера, которые медитировали так, что протирали ягодицами коврики для медитации, а другие мастера кололи себя шилом в бедро». Когда мы всякий раз думаем, что все, с чем мы сталкиваемся, – это способ для практики, который ускоряет нашу реализацию, то мы, вместо того чтобы испытывать замешательство, становимся непобедимыми воинами, обладающими способностью созерцать в любой ситуации и танцующими даже с яростными, жесткими энергиями.

Один монах мне говорил, что у него было глубокое переживание не в ритрите, а когда он зимой по морозу тащил с другим монахом генератор. У него сначала были злость и гнев на погоду, на то, что ему нужно это делать, потом пришло понимание абсурдности всей ситуации, а затем внезапно все изменилось: он обрел очень глубокое состояние ясности за пределами субъекта и объекта, а его энергия даже повысилась. Это пример самоосвобождения, когда вы можете извлекать из любой ситуации энергию и использовать ее для ясности своего созерцания.

Пять существенных условий, которыми должен обладать медитатор:

Быть честным при соблюдении заповедей в горном уединении.

Быть способным справиться со всеми неблагоприятными обстоятельствами посредством духовных контрмер.

Другими словами, наша духовная сила должна быть способна одолевать любые неблагоприятные обстоятельства.

Владеть в совершенстве живыми наставлениями.

Часто мы получаем много наставлений, но забываем их применять в повседневной жизни.

Уметь восстанавливать поток своего сознания через веру.

Вера и воззрение – это одно и то же. Когда мы овладеваем недвойственным воззрением, разумеется, у нас возникает вера. Когда мы получаем вкус естественного состояния, у нас возникает вера. Мы должны уметь восстанавливать в любой ситуации поток своего сознания через такую веру. То есть где бы мы ни находились, мы должны найти этот путь, который приведет нас к той точке, где должен быть наш ум. Эта точка известна – это Ясный Свет изначального Бытия, Абсолюта. Это означает, что йогин в любой ситуации руководствуется абсолютным видением. Он может восстановить свое сознание из любого возникающего у него состояния: вожделения, гнева, страха, сомнения или неуверенности, желания критиковать других, блаженства от развлечения или чего-либо еще. Он не позволяет себе даже на мгновение признать все эти эмоции и мысли. Он подобен искусному игроку, который отбивает мяч из любой позиции. Он выворачивается из любой ситуации и снова помещает свой ум в абсолютное состояние созерцания. Он созерцает только Ясный Свет. Если говорить более простым языком, он думает только о Боге и радуется всему, поскольку когда ты думаешь о Боге, по-нашему созерцаешь, ты не можешь не радоваться, если делаешь это правильно. Когда я вижу тех, у кого есть радость, я думаю: «Это есть созерцание, прогресс». Если на лице написано замешательство, уныние, то это не потому, что есть к этому какая-то реальная причина, а потому, что еще не найдена эта нить, эта точка истинного видения, созерцания.

В Древней Греции был один философ, который принадлежал к школе стоиков или киников. У него было несколько учеников, и он путешествовал в Индию, чтобы еще получить знания от некоторых мудрецов. За счет философии своей школы он развил очень абстрактный ум и силу созерцания. Он посетил одного святого махариши в Индии, и этот святой сказал: «Ты очень глубоко проник в реальность осознавания, но еще не достиг подлинной реализации. Тебе надо поменьше быть около правителей, иначе это тебе повредит. Ты слишком много общаешься с политиками, но у тебя очень высокий духовный уровень». Поскольку этот философ сам имел уже высокую реализацию осознанности, он воспринял совет святого с иронией и вернулся в Грецию. По-моему, это было в Греции во время царя Александра. Когда царь Александр общался с различными философами, он их одаривал богатыми подарками. Этот философ был известен тем, что постоянно выпрашивал у царя деньги, золото и прочие ценности. И каждый раз, когда это происходило, царь спрашивал его: «Что ты за философ? Философ должен быть отрешенным». Иногда он ругал его, а некоторые придворные даже плевали на него, но он все равно выпрашивал золото. И никто не знал, что он потом шел и раздавал этого золото беднякам. Все думали, что он выпрашивает его для себя. Он терпел разные оскорбления и унижения, но все равно стоял с протянутой рукой до тех пор, пока царь не давал ему подарки. Однажды царь взял его и Платона, и спросил: «Я могу вам подарить все, что вы захотите». Платон попросил какой-то известный трактат, а этот философ снова попросил золота и денег. И хоть царь любил этого философа, но в душе презирал за то, что тот постоянно просил денег. Он снова дал ему небольшую кучку золота и сказал: «Посмотри на Платона! Он знает, что надо просить философу. А ты не философ, потому что просишь только золото». Тогда этот философ сказал: «Каждый просит то, чего ему не хватает. Очевидно, Платону не хватает знаний».

Говорится, что один богатый вельможа возненавидел этого философа за то, что тот его критиковал на приеме у царя. Однажды, когда философ случайно попал на земли этого вельможи, его схватили. Вельможа приказал казнить философа, потому что, как ему показалось, тот мог повредить его политической власти. Причем казнить его должны были зверским способом: истолочь в большой ступе железным предметом. Когда палач стал избивать философа, тот открыто смеялся над ним и над этим вельможей. Он говорил: «Ты можешь убить мое тело, но мой дух тебе никогда не достать». Узнав об этом, вельможа сказал: «Его убивают, а он смеет хохотать надо мной?! Отрежьте ему язык!» Когда он отдал палачу такое приказание, философ сказал: «Тебе нужен мой язык? Получи». Он сам откусил себе язык и выплюнул его. Говорится, что дух этого философа был непоколебим. Вельможа так и не смог ничего ему сделать, он его казнил, но философ умер, смеясь тому в лицо. Он говорил: «Ты не волен достать мое сознание, потому что оно за пределами этого тела, оно недоступно».